По волнам жизни. Том 1

Курьезное это было назначение, и прошло оно также курьезно. Тамамшев был широко известен в Тифлисе как богатый армянский офицер, отличавшийся недостатком ума. Он числился раньше при штабе, был в начале революции, вместе с инженером Татищевым, адъютантом при генерале Маламе, и не только к театральному, но и вообще к делу способен не был.

Но В. М. был женат на очень известной в тифлисском обществе Лизете Зубаловой[669], после замужества получившей популярность как веселая и бойкая дамочка, вызывавшая, при упоминании о ней, разного характера усмешки. Когда же графиня Е. А. Воронцова-Дашкова выявила свое крайнее армянофильство, около нее сконцентрировался кружок любимиц-армянок, и одной из ее фавориток стала и уже стареющая Лизета.

Она и устроила своего Васо на пост директора казенного театра, что создавало для Лизеты видную роль в обществе. Но так как всем было видно, что Васо к делу неспособен, ему был дан помощник, бывший делопроизводитель нашей канцелярии Вадим Антонович Валькевич, страстный театрал.

Казаналипов ловко воспользовался случайно возникшим недоразумением между театральной конторой и редакцией газеты из‐за расчетов по театральным объявлениям. Он убедил неумного Васо, что я интригую против него, заставляю писать неблагоприятные рецензии об опере, и Васо на эту удочку попался. Мало-помалу он стал игрушкой в руках Казаналипова, и теперь они вдвоем начали действовать на старую графиню.

Прежде всего Тамамшев распорядился, чтобы объявлений о театре в «Кавказе» более не печаталось. Получалась неловкость: официальная газета и вдруг без сведений о казенном театре. Я распорядился бесплатно перепечатывать объявления, сдававшиеся в частные газеты.

Васо стал теперь смотреть на меня, как на своего врага. Мы встретились с ним на парадном обеде, устроенном тифлисскому обществу по случаю преобразования тифлисского отделения Государственного банка в контору. Сидя против меня, В. М. Тамамшев спросил через стол:

— Всеволод Викторович, для чего вы печатаете в «Кавказе» объявления о казенном театре, когда я их не даю? Пожалуйста, прекратите их печатать!

— Если бы, Василий Михайлович, это был театр Тамамшева, я бы не стал печатать объявлений о спектаклях. Но это — театр казенный, принадлежащий русскому государству! А это не одно и то же!

В. М. Тамамшев раскрыл рот и не нашелся, что ответить. Но жалобы наместнику на меня из‐за театра участились. Старику не было, конечно, времени в жалобах разбираться, но он раздражался против меня все больше и больше.

Между прочим, рассказывали о таком случае с Тамамшевым уже в более позднее время.

Когда во время Великой войны, по уходе графа Воронцова-Дашкова, был назначен наместником на Кавказ великий князь Николай Николаевич, в числе представляющихся ему был и Тамамшев, теперь уже генерал.

— А вы, генерал, чем занимаетесь?

— Я состою, ваше императорское высочество, директором казенного театра.

— Что-о-о?! Происходит война, а вы, генерал русской армии, занимаетесь тем, что считаете бабьи панталоны?!

— Мме-мме…

— Через двадцать четыре часа чтобы вы были на фронте!

— Слушаю, ваше императорское высочество!

Но какое же дело можно было поручить Васо во время войны… Его назначили уполномоченным по заботам об армянских беженцах. Он получил в свое бесконтрольное распоряжение большие казенные суммы.

Мне рассказывали в Праге студенты армяне, бывшие офицерами на кавказском театре войны, что по этой должности В. М. Тамамшев наделал много глупостей и бестактностей, но широко раздавал армянам русские деньги.

Около меня же атмосфера все сгущалась. Лето кое-как прошло, но затем стало ясно, что Джунковский, идя по линии наименьшего сопротивления, интригует также против меня, желая поместить на мое место своего ставленника Агурова.

Н. В. Никольский, принявши трагический вид, мне говорит:

— Вы знаете, решили менять вице-директоров!

— Конечно, не вице-директоров, а вице-директора, и именно меня, Николай Васильевич. Вас не тронут!

Потом он меня предупреждает:

— Ваше положение, Всеволод Викторович, серьезно! Ваши враги против вас объединились.

— Знаю.

Летом же произошло у меня серьезное столкновение с Ватаци (стр. 433). Мне надо было привести в исполнение свою угрозу — уйти. Ясно становилось, что так или иначе, но меня выживут. К сожалению, я не ушел в то время.

16. Последнее сказание

Развязка

В сентябре 1911 года возвратился в Тифлис Воронцов-Дашков, а с ним и Петерсон[670]. При встрече со мной граф был до крайности сух.

Открылся в казенном театре оперный сезон. По обычаю, оперный антрепренер, в данном случае он же и капельмейстер оперного оркестра, сделал редакторам главных газет визиты, чтобы наладить с ними добрые отношения. По примеру других театров, антрепренер дал мне редакторское место в первом ряду.

Сижу я как-то на своем месте. Занавес уже поднят. Входит Казаналипов и садится на пустое кресло рядом со мною. Увидел меня… В антракте совсем ушел из театра.

Я это приписал его трусости. Нахал за глаза, он избегал теперь личных встреч.