Затем Бредихин смело привлек в обсерваторию целую плеяду молодых русских астрономов: из Москвы — С. К. Костинского и С. С. Лебедева; из Петербурга — А. А. Иванова и В. В. Серафимова; из Киева — М. П. Диченко. Вместе с А. П. Соколовым и с бывшими уже здесь ранее А. А. Белопольским и М. Н. Мориным, это составляло солидное русское ядро, возглавляемое самим директором.
При таких условиях немецкая партия, насчитывавшая семь человек, притихла, но в душе, конечно, не примирилась. Почти все они держали себя, особенно в первое время, изолированной группой, с видом несправедливо обиженных. Впрочем, в служебном отношении, а в частности — в отношении к русскому директору, они проявляли надлежащую корректность, не давая против себя в этом отношении оружия. И праздник на их стороне оказался быстрее, чем они могли мечтать.
В те два года (1893 и 1894), в течение которых я работал в Пулкове, центральной фигурой на обсерватории был, разумеется, Федор Александрович Бредихин. Блестящее собственное ученое имя, дар производить на собеседника сильное личное впечатление, благодарная роль восстановителя попранных прав русских астрономов русификацией этого научного гнезда — все это содействовало совершенно особому благожелательству к нему русских, граничившему иногда чуть ли не с обожанием.
Ф. А. в Пулкове собственно не жил, и его великолепная директорская квартира большую часть времени пустовала. Он проживал в своей также казенной квартире в Академии наук, а оттуда приезжал в Пулково по четвергам вечером; утром же в воскресенье возвращался в Петербург.
Его приезд бывал в центре внимания обсерваторской жизни. Знали, когда выезжала из Пулкова в Царское Село на вокзал карета за директором, знали и о моменте его прибытия. К двум дням пребывания Бредихина на обсерватории приурочивали разрешение различных научных, а также хозяйственных дел.
Жена Ф. А., Анна Дмитриевна, редко приезжала в Пулково. Ее существование на укладе обсерваторской жизни отражалось весьма мало. Жизнь между супругами не казалась вполне солидарной.
Если немецкая группа относилась к Бредихину с глухим недоброжелательством, прикрываемым служебной корректностью, то русская группа им буквально гордилась. Он был непререкаемым авторитетом не только в научных, но часто и в житейских вопросах.
— Так сказал Федор Александрович! — это было высшим аргументом, против которого спорить не полагалось. Ближе всех стояли к Ф. А. его московские ученики и друзья: Соколов, Белопольский и особенно Костинский.
В манере Ф. А. разговаривать было, однако, всегда что-то не вполне естественное. Выражаясь вульгарно, он любил в разговоре «кувыркаться». Он не говорил просто, а больше с вывертами, с фокусными словечками, часто полными не для всех понятных намеков, а порою не лишенных и яда. При этом его бритое лицо нервно играло, дополняя своей мимикой то иногда неприятное, что он воздерживался высказать прямо.
Эта манерность действовала несколько расхолаживающе на общее к нему благожелательство.
Что еще обиднее, мы стали замечать, что его характер начинает быстро меняться. В нем все более возрастало увлечение своим важным постом, развивалось утрированное генеральство. Тон его становился все безапелляционнее и резче.
И постепенно около Ф. А. стала зарождаться и развиваться расхолаживающая к нему атмосфера.
Октябрь 1893 года в Чернышевском переулке, в одном из окаймляющих круглый сквер больших казенных домов, где помещается Русское географическое общество, сегодня заметно особенное оживление. Сходятся, оживленно беседуют, спорят… По группам шепчутся…
— Заседание Русского астрономического общества, в котором председательствует Ф. А. Бредихин.
Прошло уже около года, после провала Бредихиным проекта Глазенапа об устройстве Абастуманской обсерватории. Раны задетых самолюбий еще кровоточат, и острота испорченных отношений — в полной силе. Естественно, что это отражается и на делах Астрономического общества, душою которого продолжает оставаться Глазенап, являющийся, однако, здесь лишь товарищем председателя. Он будирует против председателя и имеет свою довольно многочисленную, оппозиционную Бредихину, партию.
Со своей стороны и Бредихин готов принять бой. И более того, он, вместе с секретарем правления общества полковником-геодезистом И. И. Померанцевым, сами перешли в контратаку. Они затеяли изменение устава общества, со скрытою, но легко угадываемою целью — парализовать влияние Глазенапа на дела общества, а заодно обезвредить и оппозицию. Эти изменения устава они вознамерились провести не вполне нормальным порядком. Именно, разослали всем членам общества проект изменений, с просьбою прислать ответ о согласии или несогласии по отдельным параграфам проектированных изменений. При этом была сделана оговорка, что неполучение вообще ответа будет принято за согласие на все изменения.