По волнам жизни. Том 1

По субботам — особое развлечение: топилась баня! В дневные часы полагалось париться дамам и детям; в ранние вечерние — мужчинам; затем баня поступала в распоряжение низших служащих — в таком же порядке.

Изредка астрономы получали приглашение на вечер к сторожам, это бывало в случае свадеб и подобных особенных оказий. На одном из таких вечеров пришлось быть и мне. Мы попадали в роль свадебных генералов и, понятно, прикоснувшись для вида к угощению, спешили уйти. Стол с яствами был полной имитацией столам старших служащих, только с более дешевыми сортами яств.

Комитет

Настоящим событием в монотонной жизни Пулковской обсерватории бывал один день в году, сокращенно называвшийся «комитетом».

Пулковская обсерватория в те времена официально управлялась особым комитетом, состоявшим из нескольких академиков, представителей ученых отделов военного, морского и еще некоторых других ведомств, президента Географического общества[198] и пр., под общим председательством президента Академии наук. Управление комитета обсерваторией было чисто номинальное, только почетное.

Один раз в год — в мое время это происходило в сентябре — на обсерватории происходило торжественное заседание съезжавшегося в Пулково комитета, которому директор обсерватории читал только что перед этим отпечатанный годовой отчет по обсерватории.

Этот годовой отчет чрезвычайно волновал астрономов, так как в нем директор говорил о работах каждого из них за истекший год. А так как директор обсерватории всегда имел возможность заслуги одних подчеркнуть еще больше, а заслуги других несколько стушевать, то понятно, что с появлением отчета связывалось немало надежд, радостей, разочарований и обид.

Готовились к этому праздничному дню и внешне. Еще задолго до приезда комитета находившийся в распоряжении смотрителя штат сторожей, с почтенным вахтером во главе, подчищал парк, подсаживал цветы, посыпал свежим песком аллеи, подкрашивал и подмазывал здание, а главное — так натирал и без того всегда блестящие паркеты, что по ним приходилось ходить, точно по гладкому льду.

Традиция требовала, чтобы весь состав астрономов был на торжестве во фраках и цилиндрах. Жены астрономов еще за несколько дней выветривали эти фраки от нафталина и доставали устаревшего фасона цилиндры; иные из этих цилиндров насчитывали несколько десятилетий появления из тьмы чуланов ко дню комитета. У молодежи фраков еще не было, и мы ездили накануне в Петербург, где брали напрокат более или менее поношенные и неуклюже на нас сидевшие фраки, вместе с заменявшими цилиндры помятыми шапокляками[199].

Первый «комитет» при мне был в сентябре 1893 года. За час до приезда гостей собрались мы в большом «портретном» (здесь собраны масляные портреты известных астрономов) зале обсерватории и на парадном крыльце. Фигуры — непривычно комичны, особенно устарелые цилиндры, точно взятые с картинки за полвека назад. У всех в руках только что розданные нам свежие экземпляры годового отчета. На лицах читаются переживания: одни довольны, другие что-то хмуроваты.

Я принадлежу, вероятно, к числу самых довольных. Упомянувши о вновь приобретенном для обсерватории фотографическом рефракторе (астрографе)[200] и лестно обо мне отозвавшись, Ф. А. Бредихин напечатал: «Если бы для Ташкентской обсерватории, где вскоре ожидается подобный нашему астрограф, понадобился дельный астрофизик, то на эту должность смело можно рекомендовать В. В. Стратонова».

Это было для меня сюрпризом, предрешавшим мою судьбу: с рекомендацией директора Пулковской обсерватории военное ведомство, в распоряжении коего была Ташкентская обсерватория, не могло не считаться. Меня же еще в студенческие годы интересовали условия астрономической работы в Ташкенте.

Вот начинается и съезд. Сначала приезжают академики; они тоже во фраках и исторических цилиндрах. Съезжается комитетский генералитет в блестящих парадных мундирах, при всех регалиях. На Рябиновке — цветник обсерваторских дам. Их, бедняжек, не допускают к участию в торжестве, — такова традиция. Они могут любоваться зрелищем только издали. Единственное и естественное исключение — жена директора: она — хозяйка дома, где будет после заседания завтрак.

Махальные сообщают:

— Показалась коляска президента!

Президентом Академии наук был в то время великий князь Константин Константинович, известный поэт К. Р.

Астрономы выстраиваются в двойную шеренгу, в порядке старшинства. Мы, приезжие, конечно, — в самом хвосте.

Из коляски выскакивает великий князь в мундире Преображенского полка, которым, если память мне не изменяет, он тогда командовал. Высокий, стройный, с первыми следами проседи, с «романовскими» породистыми чертами лица. Встреченный директором, он проходит, здороваясь со всеми, сквозь шеренгу астрономов; ему представляют новых лиц.

Комитет направляется в кабинет директора — выслушать отчет. Заседание затягивается часа на полтора. Астрономам в это время делать нечего, и они, как сонные мухи, слоняются по коридорам и по зале.