К нам он относился только формально любезно. Показывал и объяснял только то, о чем его просили. Своей инициативы в это дело вовсе не вкладывал. Впечатление было таково, что в нем всегда сказывается некоторая ревность: как будто он вечно был под страхом, чтобы кто-либо из учеников не затмил его. Около себя он терпел, пользуясь больше его помощью в качестве рисовальщика, только М. Н. Морина, на роль в астрофизике и не претендовавшего.
В результате такого отношения около Белопольского за долгий ряд лет его научной деятельности школы не составилось. Строго говоря, по-настоящему он вовсе не имел учеников. Будучи действительно трудолюбивым в наблюдениях, Белопольский накоплял много материалов, которые сам обрабатывать не успевал, ученикам же эту обработку передавать воздерживался. При таких условиях его наблюдения частью устаревали, частью пропадали. Он не был, к сожалению, чужд и стремления использовать и собственные труды его учеников для большего увеличения своего научного имени.
Ввиду моих продолжительных работ в Пулкове часть систематических астрофизических наблюдений, например, ежедневное фотографирование Солнца или случайные наблюдения протуберанцев, Белопольский возложил на меня. Но от более серьезной работы, например, от систематического спектрографирования звезд, он держал меня в стороне. Просьбы о допущении к этим наблюдениям он или пропускал мимо ушей, или, для формы, давал мне понаблюдать только короткое время. Когда же я сам присутствовал при этих наблюдениях, подчеркнутой сухостью он давал мне понять, что я здесь лишний. Вероятно, так же он поступал и в последующие годы. Белопольскому хотелось оставаться единственным спектрографистом в России, и этой цели он достиг.
Когда в 1893 году Ф. А. Бредихин, сложив с себя председательствование в Астрономическом обществе, стал оказывать давление на пулковских астрономов, побуждая и их уйти из состава общества, для Белопольского создалось пикантное положение. Ему как раз перед этим была присуждена этим обществом большая премия за его научные работы, ассигнуемая императором Николаем II из личных средств, в 500 рублей. Желая быть приятным Бредихину, А. А., несмотря на неудовольствие жены, оценивавшей вопрос с чисто житейской точки зрения, отказался получить эти деньги.
К нему приехал новый секретарь общества, полковник В. В. Витковский, и убеждал принять царскую премию:
— Ведь обстоятельства могут измениться, и вы сами пожалеете, что отказались от этих денег!
Белопольский, в присутствии нескольких лиц, ответил:
— Назовите меня подлецом, если я когда-нибудь соглашусь взять эти деньги!
Отказ этот не был, однако, шуткою; выходило, что А. А. как будто пренебрегает передаваемыми ему от государя деньгами. Неизвестно, в каком свете недоброжелатели могли это осветить Николаю II. Бредихин оценил эту опасность. По его указанию Белопольский написал в Астрономическое общество объяснение. Он-де отказывается от денег потому, что премия эта более необходима для молодых, начинающих астрономов, — с целью их поощрения; пулковский же астрофизик и без того материально обеспечен вполне хорошо.
По просьбе Бредихина великий князь Константин Константинович лично доложил это объяснение и государю. Николай II положил на нем свою излюбленную резолюцию: «Вполне согласен».
Бредихин, со свойственною ему вычурностью, после этого говорил:
— Ну-ка, что вы теперь можете поделать с Белопольским? С ним согласен сам государь император!
Не прошло и года, как Бредихин вынужден был уйти в отставку с директорского поста. Белопольский тотчас же подал заявление в Астрономическое общество: «По изменившимся обстоятельствам прошу выдать мне присужденную премию!»
После смерти заместившего Бредихина О. А. Баклунда, в естественном порядке, как единственный академик-астроном, директором Пулковской обсерватории стал Белопольский. Но его директорство длилось только около года. Своим характером и выяснившимся неумением администрировать А. А. так быстро испортил кругом отношения, что сам увидел необходимость отказаться от директорства.
Наступили первые годы большевизма. А. А., несмотря на преклонный уже возраст, занимался, главным образом, физическим трудом, работая на огороде, чтобы прокормить в голодные 1918–1919 годы свою семью. После этого, с утомленными дневной работою силами, он принимался за свои ночные наблюдения. Это был несомненный подвиг, который, вместе с ним, проделывали и другие астрономы, вообще, впрочем, более молодые.
С ним, однако, произошла неприятность, вызванная его повышенной нервностью. Во время большевицкого обыска на обсерватории один из обыскивающих матросов назвал его «товарищем». Натянутые нервы не выдержали, и А. А. вдруг не совладал с собою:
— Какой я вам товарищ?!
Его арестовали и увезли в Царское Село. Новому директору обсерватории А. А. Иванову, энергичными хлопотами и дипломатическим искусством, удалось его на другой день вызволить из узилища.