Жаров видел, что я разгадал его роль в деле постройки. Для самозащиты он стал систематически настраивать против меня Токарского, дразня его самолюбие. Ему это иногда удавалось, и П. С., без всякой видимой для меня причины, раздражался и проявлял в отношении меня несвойственные ему вообще несдержанность и резкость.
Между прочим, когда Токарский на время уезжал и я становился председателем строительной комиссии, для Гольдберга и Жарова наступали трудные дни. Тогда открыто обнаруживалась и оформлялась недобросовестность постройки, угрозы обвала верхнего этажа, падения лестниц и пр. Строительная комиссия в ее целом действовала тогда смелее и решительнее. А строитель, архитектор Аристов, сам рассказывавший мне о попытке Гольдберга дать ему взятку, вел себя на два фронта: при мне был строг с подрядчиком, а при Токарском снова ему попустительствовал.
Но неожиданно я приобрел в этом деле поклонника в лице техника Василия Ивановича Подосенова, являвшегося на постройке помощником архитектора. Честный молодой человек, сам он был бессилен противостоять злоупотреблениям, но на него, как мне говорил Аристов, произвела большое впечатление моя решительность в этом случае. Через несколько лет завоеванное мною у него уважение принесло моей семье большую пользу.
В первые годы большевизма мы с семьей в Москве изрядно голодали. Случайно я встретил на улице Подосенова, о котором, собственно, уже и позабыл. Но В. И. сам напомнил о том, как ему понравилась моя деятельность по постройке, и предложил, как доказательство своего уважения, помочь нам. Он мог это сделать, так как служил на железной дороге и имел возможность свободно провозить съестные припасы из провинции в Москву. Почти на протяжении года он нам привозил главным образом муку, а также и разные другие продукты питания, и все это, разумеется, совершенно бескорыстно, только с оплатой фактической стоимости привозимого.
Состав служащих банка не был тогда блестящим, но, за исключением Жарова, все это были приличные люди.
Бухгалтером был Семен Васильевич Сукачев, в гимназии — товарищ по классу Токарского. Вытянутый последним к себе и притом с повышением — Сукачеву не удалось окончить университета, — он был преисполнен благодарности к Токарскому и буквально смотрел ему в рот. Он ждал от П. С. и дальнейшей служебной помощи и не ошибся. Симпатий к себе Сукачев не внушал. Самолюбивый, хитрый и недалекий. Позже он стал контролером в Мелитополе.
Кассир Ю. И. Довнар-Запольский — приличный и корректный человек. Поляк по происхождению, культурный в обхождении; страдал, пожалуй, некоторой слабохарактерностью в отношении подчиненных.
Непосредственный мой помощник Владимир Константинович Кудрявцев был также недалекий, но зато необыкновенно добросовестный человек. С ним я был совершенно спокоен: уж если что ему поручишь, так он из кожи лезет, чтобы наилучшим образом выполнить. Его скромность и, к сожалению, умственная небойкость не дали ему шансов на движение вперед.
И обо всех остальных служащих ничего, в сущности, плохого нельзя было бы сказать.
В учетном же комитете, пожалуй, наиболее обращал на себя внимание Александр Александрович Червен-Водали. Он, собственно, был в Твери нотариусом, но, вместе с тем, очень энергичным общественным деятелем. Деятельность в банке его опять-таки интересовала постольку, поскольку она расширяла сферу общественной деятельности. В этом смысле А. А. не пропускал для себя никаких возможностей, и, где только был случай, А. А. старался выступать. В смысле общественной деятельности рука об руку с ним шла его жена, Ольга Николаевна, весьма популярная в городе устроительница всяких благотворительных начинаний. Она особенно покровительствовала студентам и являлась редким образцом настоящей благотворительности — ради дела, а не только ради играния роли.
Червен-Водали особенно выплыл на свет во время февральской революции. Среди общей растерянности он первым сумел взять палку в руки и стал поэтому капралом — тверским губернским комиссаром. Он разослал по губернии телеграммы о состоявшемся перевороте, о падении монархии и о требующемся признании временного правительства. Все ему подчинялись, и в течение нескольких месяцев он пользовался в Тверской губернии всей полнотой власти.
Но потом, как и везде, стало одолевать левое засилье, приобретали влияние местные совдепы, и Червен-Водали власть потерял.
После большевицкого переворота я встретил его в Москве. А. А. старался не быть на виду. Все же он принимал участие в моем начинании — создать интеллигентский кооператив книжного дела, под названием «Прометей», — начинании, не увенчавшемся успехом. Потом он исчез из виду.
Лишь впоследствии стало известно, что он проник в Сибирь, стал у адмирала Колчака министром внутренних дел и заместителем председателя совета министров. Но он попал в руки большевиков и был ими расстрелян.
На место Токарского был назначен управляющий Эриванским отделением Сабанин. Его приезду предшествовали неблагоприятные слухи, и служащие приуныли.