Собрание жильцов в квартире Орлова, на седьмом этаже. Сошлось человек тридцать, больше народ интеллигентный. Дисгармонию вносят несколько бывших конюхов царских конюшен. Для них власть потребовала отвести в этом доме целый трехэтажный корпус во дворе. Много впоследствии пришлось иметь неприятностей с этими хамоватыми царскими слугами, ставшими теперь привилегированными пролетариями.
Дошла очередь до моего дела.
— Конечно, — говорил Орлов, — квартира передана профессором Венгловским господину Стратонову по постановлению домового комитета. Этого отрицать нельзя! Но для нас, жильцов дома, было бы полезно иметь на всякий случай в своем распоряжении свободную квартиру. Мало ли что может случиться… Как юрист, я предлагаю такой законный выход: хотя постановление комитета и состоялось, но секретарь домового комитета упустил занести его в протокол. Мы можем поэтому считать, что такого постановления вообще не было. Я предлагаю собранию отказать господину Стратонову в предоставлении квартиры.
Прошу слова:
— Когда в купе входит новый пассажир, его всегда встречают недружелюбно. Не потому, что он — человек дурной… А потому, что он — новый пассажир! Однако проедут две-три станции, ознакомятся и уже вместе с ним встречают недружелюбно новых пассажиров. Такое же отношение, как новый жилец, я вижу здесь и к себе. Но попробуем поехать вместе. Может быть, так же сойдемся, как и пассажиры купе!
Рассказываю вкратце свои последние служебные происшествия, историю поисков квартиры, отмечаю факт уже уплаты мною Венгловскому, который не сможет денег возвратить, и прибавляю:
— Не знаю лично секретаря комитета, но не сомневаюсь в том, что эта, конечно, весьма почтенная личность страдает тем же недостатком, каким страдаем мы все: недостатком свободного времени! Если по этой причине секретарь не успевает заносить постановления в протокол, то, казалось бы, правильнее дать ему для составления полнее протоколов помощника, а не считать по этой причине недействительными постановления, которые он не успел запротоколировать.
Помощь двух-трех поддерживавших Орлова членов комитета — они, очевидно, наперед спелись, — не помогла: Орлов проиграл. При голосовании подавляющее большинство жильцов приняло мою сторону.
Перевезли мы на новую квартиру часть вещей и ящиков, но вдруг переход приостановился. Жена внезапно заболела сильными припадками печени. Доктор потребовал — уложить недели на две в постель.
Утром на другой день прибегает Татьяна, — прислуга Венгловских, которую мы взяли вместе с квартирой:
— Ни о каком переходе и не думайте! Случилась беда!
— Что еще такое?
— Ночью сегодня явились чекисты. Искали нашего профессора, хотели его арестовать. Но след профессора уже простыл. Тогда произвели обыск, даже стену ломом выломали… Нашли целый склад оружия: ружья, револьверы, даже бомбы… Оружие было спрятано в мебели, в пьяноле, в разных местах… Чекисты страшно разъярились. Говорили:
— Ежели б Венгловский не удрал, мы бы его на месте расстреляли!
Это не было пустой угрозой. В ту пору главу семьи, у которой находили оружие, чекисты здесь же, на месте, расстреливали, без суда и следствия.
— Они хотели вскрывать и ваши ящики. Говорю: «Это вещи вовсе не Венгловского, а нового жильца, который сегодня начал перебираться на квартиру». Вскрыли все же один ваш ящик. Вытащили пачку ваших писем, стали перечитывать. «От кого, спрашивают, эти письма?» — «А я почем знаю! Не знаю даже самих новых жильцов — кто они такие. Как же я могу знать, кто им пишет!»
Мои вещи, по счастью, остались без обыска. Но если б мы успели перебраться, то, конечно, чекисты, не производя расследования, чье именно найденное ими оружие, просто расстреляли бы меня как главу семьи. Внезапная болезнь жены спасла мою жизнь.
Квартиру опечатали и запретили в нее переходить.
Что была за причина нахождения у Венгловского склада оружия, — в точности осталось неизвестным. Возможно, хотя и маловероятно, что он хранил оружие в контрреволюционных целях. Как будто он был в этом отношении на подозрении у Чека. Но вместе с тем совершенно не было похоже на Венгловского, чтобы он что-либо делал, не служащее непосредственно его личным интересам. По убеждениям, по-видимому, монархист, Венгловский сумел, в самом начале большевизма, пробраться в состав первого московского совдепа — по избранию своих клинических служащих. Однако в совдепе его скоро «разъяснили» и удалили.
Возможно и то, что он просто был любителем — коллекционером оружия всех видов.
Венгловский, несомненно, получил сведения о том, что ему угрожает опасность, и решил уезжать, пока цел. Прежде всего приходилось ликвидировать квартиру. Передавать открыто — привлекло бы к себе внимание. Вот здесь-то и пригодилась случайно готовая комбинация — переговоры со мною.