По всему свету

Кто бы к нам ни приходил из людей, смысливших в животных, все в один голос твердили, что Пабло не протянет у нас долго. Дескать, мармозетки, уроженцы жарких тропических лесов Южной Америки, больше года не выдерживают климат Англии. Похоже было, что их «светлые» прогнозы и впрямь оправдаются, потому что через полгода у Пабло развилась какая-то форма паралича, и он совсем не мог двигать нижними конечностями. Упомянутые выше пророки предлагали умертвить беднягу; мы же делали все, чтобы его спасти. Пабло приходилось очень худо, и мы не могли оставаться безучастными зрителями. Четыре раза в день мы растирали ему теплым рыбьим жиром ноги, хвост и ягодицы, добавляли рыбий жир в его корм, включавший такие деликатесы, как виноград и груши. Несчастный малыш лежал на подушке, завернутый для тепла в вату, и мы поочередно ухаживали за ним. Больше всего он нуждался в солнечном свете, но английский климат не богат этим товаром, и соседи могли созерцать необычную картину, как мы целый месяц ходили с нашим увечным лилипутиком по саду, ловя каждый луч солнца. И что же вы думаете: под конец этого срока Пабло начал шевелить ступнями и подергивать хвостом. А еще через две недели он опять как ни в чем не бывало носился по всему дому. Мы были счастливы, хотя в комнатах еще много месяцев держался запах рыбьего жира.

Вместо того чтобы подорвать силы Пабло, болезнь, похоже, только закалила его; временами казалось, что ему вообще все нипочем. Мы не считали нужным его нзнеживать; единственная уступка заключалась в том, что зимой ему клали грелку в постель. Он к ней так привык, что даже летом не хотел ложиться спать без грелки. Спальней ему служил ящик комода в комнате моей матери; постель состояла из старого халата и куска шубы. Укладывая Пабло спать, полагалось выполнить целый ритуал. Сначала мы расстилали в ящике халат и завертывали в него грелку, чтобы не обжигала. Из куска шубы делали нечто вроде косматого логова. Пабло забирался внутрь, сворачивался клубочком и блаженно зажмуривал глазки. Первое время мы задвигали ящик, оставляя лишь щелку для воздуха, чтобы Пабло не выходил утром слишком рано. Однако он очень скоро постиг искусство выдвигать ящик, проталкивая свою головенку в щель.

Около шести утра Пабло просыпался оттого, что остыла грелка, и начинал искать теплый уголок. Пробежит по полу, живо влезет по ножке на кровать моей матери и приземляется на перине. С приветственным писком спешит к изголовью, забирается под подушку и нежится в тепле, пока хозяйка постели не решит, что пора вставать. Оставшись один, Пабло приходил в крайнее негодование и сердито кричал что-то, стоя на подушке. Убедившись, что хозяйка отнюдь не помышляет возвращаться в постель, чтобы согреть его, он семенил по коридору к моей комнате и лез под одеяло. Блаженно простирался у меня на груди и наслаждался жизнью, пока и я не вставал. Теперь уже мне приходилось выслушивать его ругательства, изрыгаемые с самым свирепым выражением совершенно человеческого личика. Изложив все, что он обо мне думал, Пабло выбегал и забирался в постель к моему брату. Оттуда его быстро изгоняли, и оставалось искать убежища у моей сестры, где ему удавалось еще немного вздремнуть перед завтраком. Это странствие из кровати в кровать происходило каждое утро.

На первом этаже Пабло было где погреться: в гостиной стоял высокий торшер, которым он прочно завладел. Зимой он устраивался под абажуром возле самой лампочки и наслаждался теплом. Мы поставили у камина стул с подушкой, но Пабло предпочитал торшер, и приходилось ради него постоянно держать лампочку включенной. Естественно, это сильно отразилось на счете за электричество. Весной, с первыми теплыми днями, Пабло выходил в сад. Здесь его любимым местом была ограда; он либо сидел на ней, греясь на солнышке, либо сновал вверх и вниз, ловя пауков и прочие яства. Рядом с оградой стояло нечто вроде простенькой беседки из обросших вьюнками жердей; здесь Пабло укрывался от опасности. Много лет он состоял в непримиримой вражде с большим соседским белым котом. Этот зверь явно принимал Пабло за некую диковинную крысу, расправиться с которой считал своим прямым долгом. Не один томительный час провел он, подкрадываясь к противнику, но, поскольку белый кот на фоне зеленой травы был приметен, как снежный ком, ему не удавалось застичь Пабло врасплох. Сверкая желтыми глазами и облизываясь розовым языком, подходит ближе, ближе… А Пабло, подпустив его вплотную, срывается с места и мчится по ограде в свое укрытие. Очутившись в безопасности среди цветущих вьюнков, Пабло язвительно кричал что-то, будто уличный мальчишка, меж тем как обескураженный кот уныло бродил вокруг беседки, напрасно ища отверстие, куда он мог бы протиснуть свое дородное туловище.