По заказу

Мы обошли квартиру кругами, и он наконец убедился, что, кроме нас, в ней никого нет. Я бросил взгляд на часы в спальне. Только без десяти час, а значит, Марина и Дженни вернутся самое раннее через час. Доживу ли я до их прихода?

– Идите сюда, – скомандовал он, двинувшись к ванной комнате.

Я последовал за ним.

Ванная была маленькой квадратной комнатой – шесть футов на шесть. Окна в ней отсутствовали. Ванна шла от стены справа и располагалась рядом с уборной, а напротив входа находилась раковина.

Однако Питера больше интересовала сверкающая хромированная сушилка из трех рядов, скрытая за дверью у левой стены. Ее длина составляла примерно три фута, и на ней висели аккуратно сложенные желтые полотенца.

– Ловите, – сказал он и швырнул мне прочные на вид металлические наручники, прежде лежавшие у него в кармане. Я поймал их. – Наденьте одно кольцо на правое запястье, а другое закрепите на кронштейне сушилки. Там, где она соприкасается со стеной. И защелкните их потуже.

Я не без труда справился с ними. Моя единственная здоровая рука была теперь прикована к нагревательной системе. Вряд ли это могло заметно улучшить мое состояние.

– А сейчас протяните мне вашу левую руку, – распорядился он. Я не понял, зачем ему это надо. Ну, а если я откажусь, что он сделает?

Кажется, Питер уловил ход моих мыслей, поднял револьвер чуть выше и прицелился мне в голову. Я увидел направленное на меня дуло и принялся размышлять, хватит ли у меня времени рассмотреть выпущенную пулю, пока она не разорвет мой мозг на куски. Решил, что рисковать бессмысленно, и подал ему свою левую руку.

Он закатал рукав моей рубашки, вынул батарейку из искусственной руки и сунул ее себе в карман. Я отметил точность и осторожность его движений. Питер не отводил дуло револьвера от моего глаза. Но и я вел себя столь же осторожно, опасаясь любого внезапного жеста, способного заставить его нажать на спусковой крючок.

– Снимите эту штуку, – приказал он, отступив на шаг назад.

– Не могу, – возразил я.

Он взял револьвер в левую руку и сжал мое левое запястье своей правой, с силой надавив на него. Я отпрянул и стиснул руку, чтобы он не вырвал пластиковый цилиндр. Питер надавил еще сильнее. Но рука не сместилась ни на дюйм.

– Вы ее не снимете, она навсегда останется на месте, – пояснил я. – Видите эти маленькие заклепки на каждой стороне? Это кончики булавок, проходящих прямо через остаток моей левой руки. Они удерживают протез на месте.

Я и сам не знал, почему солгал ему. В действительности заклепки удерживали на месте сенсоры, располагавшиеся около моей кожи. А они, в свою очередь, затрагивали нервные импульсы, приводившие руку в рабочее состояние. Это была лишь скромная попытка самозащиты, однако и она что-то значила.

Напоследок Питер с яростью рванул руку, но я был готов к его атаке, и стекловолокно не треснуло.

Он отошел и поглядел на меня. А потом приказал:

– Дайте мне снова руку. Я это сделал.

Он достал батарейку из кармана и вернул ее на место. Я повертел большим пальцем взад-вперед.

– Прижмитесь покрепче к сушилке, – скомандовал он и показал: – Вот сюда.

– Что? – спросил я.

Оружие чуть-чуть передвинулось.

– Просто встаньте к ней вплотную, – заявил он.

Я провел нечувствительными пальцами левой руки по горячей сушилке и согнул большой палец. Питер пригнулся и опять вынул батарейку, бросив ее на пол. Без батарейки большой палец не двигался. Рука и ладонь оказались крепко запертыми.

Я стоял в своей ванной комнате, спиной к горячей сушилке, и мои руки были прочно прикованы к ней.

Кажется, Питер Энстон немного расслабился. Он в той же мере боялся меня, как и я – его.

– Что способно вас остановить? – спросил он.

– Честность, – ответил я.

– Да не будьте вы так чертовски самоуверенны! – раздраженно воскликнул он. – Вы погубили мою жизнь.

– Вы сами ее погубили, – поправил его я.

Он проигнорировал мою реплику.

– Вам известно, что это такое – ненавидеть собственного отца? – задал он вопрос.

– Нет.

Я никогда не видел своего родного отца.

– А вы знаете, каково это – всю жизнь угождать кому-то, понимая, что он презирает даже землю, по которой вы ходите?

Я ничего не ответил.

– Вам ясно?! – выкрикнул он.

– Нет, – откликнулся я.

– Это становится сутью вашей жизни. Искать все, что ему нравится, но находить лишь то, что он ненавидит. И его ничто не сможет переубедить: он будет считать вас идиотом, дебилом, беспомощным младенцем, неспособным ничего чувствовать.

Я стоял и в упор смотрел на чудовище. Нет, этот человек не был беспомощным младенцем.

– А затем я нашел способ вырваться из клетки, – продолжил он. – Нашел способ контроля над его эмоциями. Я научился делать его счастливым, научился делать его печальным, а главное, научился заставлять его сердиться на кого-то другого за эту смену настроений.

Его лицо приблизилось к моему. Я бы мог нагнуться и поцеловать его. Но представься мне подобная возможность, я бы скорее поцеловал дьявола.

– А теперь вы меня всего лишили. Хуже того, теперь он узнает, что это я его контролировал. И опять разозлится на меня.