По заказу

– Ты уверена, что мне незачем звонить в полицию? – насторожился я. – Они бы проверили ДНК по национальной базе данных.

– Повторяю, Сид, никакая полиция нам не поможет. И не спорь со мной. Мы всегда успеем отдать им результаты ДНК, если, конечно, их получим. А я не желаю терять еще несколько часов в отделении полиции. Там черт знает какие врачи – они будут тыкать мне пальцами в раны и ничего не сделают. Нет, благодарю, с меня хватит. – Она взяла в руку пластиковый пакет. – Пошли, нам пора.

В мире скачек без медицинских услуг обойтись невозможно. В первую очередь они требуются жокеям, и к тому же регулярно. Жокея со сломанными костями необходимо вылечить. Разумеется, операции избавляют от тяжелых травм, но дело не только в этом. Наездник обязан как можно скорее вернуться в седло. Жокей, не участвующий в скачках, ничего не зарабатывает. Ему платят за выезды. Не будет выездов, не будет и денег. Он сам себя обеспечивает, и никакие бюллетени ему не положены.

В больницах и центрах «Скорой помощи» ему накладывают гипс, бинтуют сломанные конечности и говорят, что он должен отлежаться как минимум шесть недель, а иначе кости не срастутся. Но в последние десятилетия появилась целая индустрия, возвращающая жокеев в седло за половину этого срока. С теми же проблемами сталкиваются балерины, футболисты и атлеты во всех видах спорта.

В старое доброе время, до того, как жокеям велели проходить медицинский осмотр после каждого падения, многие ездили со сломанными ключицами и раздробленными запястьями. Неудачный выезд на одних скачках мог привести к неудачным выездам в остальных. И на лошадь такого жокея начинали косо поглядывать, даже если она побеждала.

Моему врачу Джеффри Кеннеди удавалось вернуть меня в седло в рекордно короткие периоды. Так бывало неоднократно. Он не только знал, как работает мой организм, но и разбирался в моей психологии. Кажется, он чувствовал, какую боль я смогу вынести и хватит ли у меня воли по-прежнему выступать в скачках. Специалистом по спортивным травмам он стал из-за брата, международного чемпиона по регби. Тот постоянно жаловался ему, что врачи в местных больницах не понимают особенности спортивных травм. Джеффри открыл профилированную клинику в северном Лондоне, и вскоре у ее дверей уже толпилась очередь спортсменов класса «А» и светских дам. Сейчас он доверил руководство своей спортивной клиникой более молодому врачу и вышел в «полуотставку», но мы по старинке предпочитали обращаться к мастеру.

Когда моя жокейская карьера завершилась, Джеффри продолжал лечить травмы, как правило, нанесенные двуногими, а не четвероногими соперниками. Порой он сознательно закрывал глаза на причины этих травм, хотя другие на его месте вызвали бы полицию.

Я позвонил ему, пока Марина меняла свою окровавленную одежду.

– Конечно, – ответил он, – это не проблема.

Он возьмет набор «швейных» инструментов для операции и встретится с нами у Института исследований раковых заболеваний в Линкольн'с Инн Филдс.

В настоящее время он просто отдыхает, смотрит телевизор и уже давно не штопал чье-либо красивое лицо. «Все вы, проклятые жокеи, до того уродливы, – заявил он, – что мне хочется хоть иногда иметь дело с лицами без сломанных носов». Наконец-то его мастерство смогут оценить.

В дороге Марина рассказала мне о происшествии.

– Я уже добралась до дома. – Из-за распухшей губы ее голос звучал довольно странно. – И проходила мимо кустарников, за Белгравия Керт, как вдруг кто-то набросился на меня сзади и крепко схватил за плечи. Он потащил меня на тропинку между кустарниками, и я решила – теперь он повалит меня и изнасилует. – Она сделала паузу. – Я была совершенно спокойна, но очень напугана. Все как будто развивалось в замедленном темпе. Он держал меня за плечи и невнятно шептал на ухо. У меня мелькнула мысль: нужно его хорошенько исцарапать, и тогда он меня отпустит. Я повернула голову и ощутила – его лицо закрыто чем-то шерстяным. Оттянула вниз этот шарф и впилась ему ногтями в шею. – Марина улыбнулась в темноте. – Он застонал. Значит, я все сделала правильно. Но он развернул меня кругом, непечатно выругал и с силой ударил по лицу. По-моему, кулаками. Он был в перчатках с блестящими заклепками.

«Кулаки в перчатках с медными вставками, – подумал я. – Да, похоже – просто кулаками так не ударить».

– Я упала на колени, и он убежал. Я не сразу смогла подняться и с трудом прошла двадцать ярдов до дома.

Будь у меня вторая здоровая рука, я бы крепко держал Марину, не отпуская ее ни на секунду.

Джеффри подъехал к Институту исследований раковых заболеваний от своего дома в Хайгейте, но Марина попросила его подождать, пока она справится с набором электронных кодовых номеров и нам откроют дверь.

– Для некоторых экспериментов нужен постоянный мониторинг, – пояснила она, – и потому лаборатории всегда открыты. Кое-кто из сотрудников живет здесь целыми неделями.

– Ну и ну, – вздохнул Джеффри, увидев Марину при ярком свете. – Не лицо, а маска с порезами и синяками. Это что же, работа полиции, Сид?

– Нет, – одновременно ответили Марина и я.