По законам железных людей

— Я понимаю, что вы от меня так просто не отстанете. Муж меня не посвящал в свои служебные дела. Но когда все произошло, я поняла, что он проник в какой–то секрет. Вероятно, для самозащиты… Но не успел…

Каёко вдруг оборвала фразу… О чем она думает сейчас? Сожалеет о прошлом? Вряд ли. Когда она излагала жизненное кредо Гото, мне почудилось, что в этом она ищет утешение и оправдание самой себе. Как естественно соседствуют фарс и трагедия. Я сказал ей, что если она смирилась, у меня нет права осуждать ее, но сам не могу иначе. Если хочет, может передать Кавакита.

— Ну зачем вы так? Мне дороги ваши чувства к Йоко. Но есть вещи, которые несообразны с логикой.

— Имеете в виду, что справедливость торжествует не всегда или с опозданием?

— Да. И что бы вы ни предприняли, Кавакита выйдет сухим из воды.

— Посмотрим.

— В этом деле не надейтесь на помощь и со стороны Гото.

— Я это понял из нашего разговора с ним.

— Очень может быть, что вас убьют, — сказала Каёко и закрыла лицо руками. Хотя этим рукам не приходилось заниматься черной работой, возраст они все–таки выдавали.

Через два дня я получил копию дневника. Газеты отказались от публикации. Дела с копиями в суде выигрывает противник. Особенно — сильный. Мой университетский приятель работал личным секретарем депутата парламента от крестьянской партии. Патрон с видимым энтузиазмом загорелся идеей. В тот день, когда он выступил с запросом об этике государственных служащих, я сидел в парламенте вместе с другими журналистами. Депутат добросовестно потрясал копией дневника, однако чего–либо внятного зал от него не услышал. Двадцать лет назад. Один министр. Словно у Кавакита нет ни имени, ни фамилии. Премьер–министр в своем слове обещал этот вопрос проработать. Прежде говорили откровенней: «Положить под сукно!»

Я знаю, все уйдет в прошлое и забудется. Один я буду вспоминать, как дама из «Шагала» сунула мне в ладонь бумажку и меня поразило сочетание «Каё» — ведь так она подписала записку. Если бы не было этого, возможно, продолжение этой печальной истории было бы иным. Как много в этих «если», «вдруг»!

Но вот в расследовании обстоятельств убийства Такити и Куронума Юко никаких «вдруг». Все по–прежнему: двойное самоубийство на любовной почве. Читателей газет привлекает национальный колорит. Даже с привкусом фальши.

Я иногда с раскаянием думаю о том, что мой приход в сусичную лавку стал роковым для симпатичного и работящего Маэдзава Гэнъити. Хотя, оправдываю я себя, это могли быть сыщики, а не я. И все–таки я стал для него вестником смерти.

Симанэ не теряет надежд, но иногда признается мне, что ни его пути все чаще встречаются стены, которые обычными глазами не видать, но лоб об них разбить можно. По моей просьбе он разузнал кое–что о Камисиро. Тот удачливо занимался аферами и сколотил недурное состояние. По какому–то неведомому стечению обстоятельств в то время, когда я вышел на Кавакита, затем на Гото, он внезапно исчез. «Люпен» приказал долго жить, там новый владелец и новое заведение. Осталось загадкой, на кого из двух боссов он работал? А почему или — или?

Не буду лукавить, что очень сильно огорчился, узнав о болезни Кавакита и о его решении на будущий год свою кандидатуру на выборах не выставлять. Правда, и иллюзий на этот счет у меня нет. Впрочем, возвращение старого лиса на политическую арену, если оно состоится, дает мне шанс поквитаться по-настоящему.

Да, кстати, в одно время с информацией о болезни К. газеты сообщили об автомобильной катастрофе близ водопада Гёдзя–но Такэ. Погиб молодой человек, с тяжелыми ранениями доставлен в госпиталь некто Кубо — шестидесяти лет. Мне хотелось навестить лже-Гото, но как мне было сказано по телефону — он почему–то выписался, несмотря на переломы и неспособность ходить. Врачу он объяснил свое решение тем, что не может платить за лечение. Я понимаю так: из преследователя он превратился в преследуемого. Гото сказал тогда, что Кавакита не прощает ошибок.

Ну что ж, он не прощает, кто–то и ему должен предъявить счет за содеянное. Я уже решил уйти из газеты и на выходное пособие отправиться в Малайзию. Чэн настаивал, чтобы мы с Йоко провели медовый месяц в его райской стране. Приглашение есть, дело осталось за тем, чтобы приехать, найти и сказать:

— Здравствуйте, господин Чэн! Может быть, побеседуем?

Мрачные предсказания Каёко меня не пугают. Как говаривал мой добрый Сэги — каждому найдется зеленый холм для праха. Но я вовсе не рассчитываю на смерть. Мне еще многое нужно сделать.