По законам железных людей

Ну и что? Хлопоты, ответственность — разве это имеет какое-нибудь значение? Какое мне дело до их забот! Полиция обязана найти убийцу, а не стараться облегчить жизнь себе. Бред какой–то!..

2

Бред, конечно. Но, к сожалению, такое бывает,

Я помню историю, рассказанную мне нашим уголовным хроникером, сейчас он уже на пенсии. Смерть при загадочных обстоятельствах. Событие двадцатилетней давности.

Какой–то министр получил взятку от промышленника. Тайное вылезло наружу, того прижали и он сознался, что некую ценную вещь передал через секретаря министра. Запахло арестом, расследованием. Секретарь вернулся вечером домой, переоделся в кимоно и сказал домашним, что хотел бы прогуляться перед сном. Время было позднее. Спохватились лишь утром, что его нет. Заявили в полицию, которая обнаружила его труп в двухстах метрах от дома, на пустыре возле железной вышки.

Опытный газетный волк поведал мне тогда, как раскручивалось, а вернее, свертывалось то дело. Он был поражен поведением полиции, упорством, с которым она отстаивала версию о самоубийстве. Следствие даже не считало нужным свести концы с концами, дать объяснение самым вопиющим несообразностям.

Отец семейства, отправляясь в столь дальний путь, должен был отвести подозрение от своих близких, явно зная, что в первую очередь примутся за них. В этом случае оставляют письмо, записку. Ничего подобного не нашли. На это в полиции заметили, что кончают с собой не только сочинители предсмертных мемуаров. Черный юмор.

В деле фигурировала железная вышка, с которой секретарь якобы спрыгнул. Всплыла подробность, так и не ставшая серьезной уликой. Как сквозь землю провалились гэта [5], которые были на потерпевшем, когда тот вышел из дома. Следствие выдвинуло предположение, что гэта он сбросил по дороге, (интересно, с какой целью?), в носках добрался до вышки, влез на нее и… все остальное. Лестница была ржавая, ночью железо влажное, и, взбираясь наверх, нельзя было не загваздаться в ржавчине. Ни малейшего следа ее обнаружено не было. Получалось как бы, что самоубийца поднялся на вышку на крыльях.

— Так мог вести себя ненормальный, — сказал я своему старшему коллеге, — но ведь до случившегося он занимал положение, требующее от человека рассудительности и выдержки…

— Ты попал в точку! Полиция решила сыграть на этом. Она обвинила… нас, газетчиков. Мол, не нужно было раздувать скандал вокруг гипотетической (?) взятки. Это мы, оказывается, довели секретаря министра до нервного расстройства, а далее — до помешательства. Вот так!

Это был сильный ход со стороны полиции. Но журналисты, освещавшие ход расследования, не собирались капитулировать. И тогда, по словам старика, перед ними выросла незримая и непробиваемая стена, воздвигнутая чьей–то железной волей.

— Мою разоблачительную статью напечатали, но она появилась дашь в утреннем тираже газеты. Полагаю, тебе не надо объяснять, что это было для меня?

Все японские газеты выходят в течение суток, как правило, четырнадцатью тиражами. Вечерний выпуск: три тиража для провинции, четвертый — для столицы и близлежащих префектур. Утренний выпуск до тринадцатого тиража включительно рассылается по стране. И только последний читают токийцы. С учетом региональных интересов тиражи не повторяют друг друга буквально В этом искусство и политика газеты, четко реагирующей на события. Вместе с тем, такая практика является своеобразной формой поощрения и наказания. Короче говоря, в токийском номере газеты материал о противоправных действиях полиции по делу о смерти секретаря министра напечатан не был. Его прочитали где–то далеко от Токио, где к столичным происшествиям относятся не более как к сплетням.

— Ну а что же семья покойного? На нее тоже оказали давление?

— Остались двое детей, жена. Она не подавала голос. Ходили слухи, что ее молчание было куплено за большую сумму. Щепетильный момент. Я, естественно, не стал касаться этой темы.

— Еще один вопрос. Там, наверху, своя мораль. Но ведь рядовые сыщики, которые копали дело, они–то должны были знать подноготную?

— Не будь наивным. Что из того, до чего они могли докопаться, — решение принимают не они.

3

— Не знаю, во сколько брат вернулся, но домой он не заходил. Можешь мне поверить. Тебе ведь нужны факты? Вот еще один: нет никакой записки. Если бы он решился на такой ужасный шаг, поверь, брат не ушел бы молча, он оставил бы какую-нибудь весточку для меня.

— Я верю. Только для полиции это не аргумент. С подобной ситуацией она встречается не так уж и редко.

— Ты говоришь совсем, как они, — лицо Йоко мгновенно порозовело. Мои слова задели ее за живое, может быть, даже показались оскорбительными.

— Йоко, милая, не надо так. Ты же знаешь, что я тебя люблю.