Гулкое эхо от визга девчонки гуляло по подъезду. Внизу раздались встревоженные голоса. Голубева с раздражением поняла, что сейчас в курсе скандала будут все соседи. Загудел лифт, в двери напротив защелкал поворачиваемый ключ. Дверь открылась, и на площадку вывалился сосед, Леша Паршин, борец-тяжеловес, который, даже улыбаясь, выглядел как кровожадный гоблин. Сейчас он выглядел особенно сурово. От нахмуренных бровей на лбу пролегли две глубокие борозды, заканчивающиеся чуть ли на бритом затылке. Деваха увидела соседа и слегка присмирела.
– Здрасьте, Марь Санна, – поздоровался вежливый Леша. – Чего тут у вас?
– Понятия не имею, – сурово сказала Голубева. – Прорвалась какая-то ненормальная, говорит, что жена Антона, и на мою квартиру претендует. Как она мимо консьержа-то прошла?
– Ты, ссыкалка, чего бузишь? – грозно спросил Леша.
Деваха сгорбилась, но позиций не сдала. Более того, решительно вцепилась в ручку двери. Лифт остановился, со скрежетом раскрылся, и на лестничную клетку выскочил консьерж.
– Мария Александровна, что случилось?
– Я за что вам плачу? – рассердилась Голубева. – Чтобы вы всяких дур сюда не пускали! А это что такое?! Меня тут в собственной квартире чуть не порешили, а вам и дела нет!
– Простите, – забормотал консьерж. – Она вместе с девочками вошла из десятой, я думал, со школы идут…
– Девочкам там еще шестнадцати нет, а этой сколько? – ядовито поинтересовалась Голубева, но договорить не успела.
Деваха подняла истошный ор.
– А чего вы тут мне устраиваете? – завизжала она. – Я жена Антона, я доказать могу. Это вы тут прав никаких не имеете, а у нас семья уже восемь лет, ребенок есть…
– Во дела, – изумился Леша и почесал затылок. – А Антоха где?
– Да что вы ее слушаете? – возмутилась Голубева. – Тащите ее прочь отсюда!
– Не имеете права! Мы женаты!
Девица сунула руку за пазуху и вытащила что-то яркое, лишь на миг отцепившись от дверной ручки. Леша воспользовался этим моментом, схватил ее в охапку и забросил в лифт, придавив там всей своей тушей. Консьерж ввинтился следом, не забыв прихватить клетчатую сумку.
Голубева неподвижно стояла у дверей, не в силах справиться с волнением.
Ее била крупная дрожь.
Лифт с доносившимся изнутри визгом пополз вниз. Сверху высунулась голова любопытствующей соседки: высунулась и сразу спряталась, однако хлопка двери не было слышно, стало быть, наверняка подслушивала.
Мария медленно потянула на себя дверь и уже почти закрыла ее, как вдруг увидела валявшуюся на полу фотографию. Трясущейся рукой Мария воровато подняла ее и быстро скрылась в своей квартире.
На фото, снятом любительской «мыльницей» на фоне старого дома, были запечатлены трое: давешняя деваха в дурацкой плиссированной юбке, держащая на руках ребенка с лицом дауна и… Антон. Молодой, еще очень худой, с бритой наголо головой, почти неузнаваемый. Мария долго вглядывалась в знакомые черты. Фото старое, недостаточно четкое, но ошибиться она не могла. Неужели эта лахудра – действительно его жена, бывшая или настоящая?
Мария соскочила с дивана и бросилась к шкафу.
Антон недавно купил у Егора его «Фольксваген», была надежда, что он захватил водительские права, но паспорт оставил дома. Вывалив содержимое ящика на пол, Мария рухнула на ковер и с остервенением начала перебирать документы, не сразу обнаружив паспорт. Схватив его, она нервно перелистала странички.
На фото в паспорте Антон был совсем молоденьким, с глупым выражением на лице, очень похожим на того, из кармана девахи…
Брак был зарегистрирован всего один, с гражданкой Голубевой, Марией Александровной. Больше никаких следов вторжения в жизнь Антона не было.
У Марии слегка отлегло от сердца.
Она вспомнила, что уже листала его паспорт в загсе и еще шутила, что окажется первой законной супругой. Как же она не вспомнила, что штамп был единственным? Выходит, девица врала.
Тогда как он оказался на фото?
Мария с сомнением покрутила паспорт в руке, а потом посмотрела на дату выдачи. Антон сменил паспорт в двадцать лет, сейчас ему двадцать семь. Девица кричала, что они женаты уже восемь лет…
Мария грузно поднялась с колен.
Держа в руках паспорт и фотографию, она пошла на кухню. В голове плыл серый туман, а в животе противно подсасывало.
«Наверное, сахар опять упал, – вяло подумала Мария, – взбесила все-таки, сучка!»
Трясущимися руками Мария сняла крышку с казана и наложила себе полную тарелку фаршированного перца, красного и зеленого, вперемешку, ничуть не заботясь о внешней эстетике. Глотая ужин, она не замечала, как на залитые соусом бока перчин падают жгучие слезы…