По завету крови

Дождь усиливался, крупные капли барабанили по доспехам Эолая. Скоро налетел ураганный ветер, который принялся обрушивать на рыцаря шквальные водные потоки. Не прошло и нескольких минут, как с крыш домов уже ниспадали настоящие водопады, а мостовая запрудилась и стала похожа на бурлившую реку. Не обращая внимания на страшную непогоду, всадник отпустил поводья и позволил коню выбирать дорогу до храма. Надо сказать, скакун всецело разделял неприязнь господина к этому каменному недоразумению, звавшемуся Городом всех городов. Животное наклонило морду, понюхало воду, чихнуло и ускорило шаг.

Промокшего до нитки всадника у ворот встретил все тот же служитель. Он отвел скакуна в стойла. Конюшня ордена прилегала к храму, а рядом зеленело большое поле для выгона. У каждого сотника имелся отличный конь, но со скакунами кардиналов не могла сравниться никакая лошадь во всей империи. Даже чистокровный изийский иноходец императора с завистью глядел вслед этим быстроногим жеребцам.

Кони пяти высших братьев могли идти галопом несколько дней кряду, несмотря на то, что и сами они и их седоки были закованы в тяжелую броню. Животные отличались острым умом и невероятной преданностью.

Однажды небольшой отряд ордена попал в засаду. После кровопролитной драки немногие выжившие наблюдали, как конь склонился над поверженным кардиналом и мордой уткнулся ему в руку. «Вставай, хозяин, мы победили!», – будто говорило животное, но рыцарь все не поднимался. Тогда конь опустился на колени возле кардинала, закрыл глаза, тяжело вздохнул, и его сердце перестало биться. Преданный скакун не выдержал горечи утраты.

Конечно, и кардиналы любили своих питомцев и заботились о них. Коня Эолая сразу отвели в специальный загон, который никогда не закрывался – животное могло свободно гулять, где ему заблагорассудилось. На конюшне работал молоденький паренек – последний из нанятых служителей. Мальчишка обожал животных, и когда жеребец стал уплетать любимый корм, он снял доспехи, досуха вытер животное и покрыл его теплой попоной.

В общем, у Эолая не было причин беспокоиться за четвероногого компаньона. Ему скорее следовало подумать о себе – вода стекала с него ручьями. Судя по сырым следам, оставленным на каменных плитах хлюпавшими стальными башмаками, он направился прямиком в свою келью. Промокший насквозь рыцарь отсалютовал нескольким братьям, тоже недавно вернувшимся в храм, но успевшим вовремя укрыться под сводами Небесного Шпиля. За окнами молнии рассекали тучи, а раскаты грома больше походили на урчание в животе проголодавшегося дракона.

Келья странствующего рыцаря сильно отличалась от захудалой пещеры обычного отшельника. Комната с высокими потолками и широкими окнами-витражами с отличным видом на поле и небольшую рощу. Стены украшали трофейные стяги за победы на разных турнирах.

– И находил же когда-то время для всей этой праздности! – Эолай мельком оглядел награды. Последние годы выдались тяжелыми, ни о каких турнирах не могло быть и речи.

Деревянная лавка, покрытая простыней, заменяла ему кровать. Широченные ножки подпирали массивный стол и стул, стоявшие под окном, так что днем свет ровно падал на гладкую столешницу. Внушительный огарок свечи расплылся на подставке и напоминал о долгих бессонных ночах. Рядом лежала раскрытая книга. Кардинал поморщился, вспомнив архаичное варварское письмо – руны севера. Те, кто пользовался этим языком, кажется, и сами не всегда могли понять, о чем писали, а порой и просто прочесть написанное своей же рукой. Прошло уже много лет с тех пор, как умер последний варвар. Оставалось только гадать, то ли язык у них был слишком мудреный, то ли на трезвую голову варвары не отваживались брать в руки стилус.

– И стоит потом удивляться, что они вымерли? – недовольно проговорил Эолай и закрыл книгу. В этот раз на разбор старых писаний времени все равно бы не нашлось. Да и мутило его от неровной мазни лихих парней с севера, хоть он и боялся себе в этом признаться.

Чтобы снять доспехи, обычные рыцари всегда прибегали к помощи оруженосцев. Коварные бронники постоянно, будто специально, крепили застежки и крюки в самых неудобных местах, куда воин самостоятельно ну никак не мог дотянуться. С латами братства все обстояло иначе, ковали их очень далеко от Валиона. Стальные пластины весили немало, но и обладали высокой прочностью, не говоря о том, что, расстегнув пару замков и ослабив пояс, Эолай быстро снял блестящий панцирь, наплечники и пластрон с набедренниками. Под латной броней находилась тонкая кольчуга причудливого плетения со странным символом, выжженным на груди. Под кольчужную рубаху поддевался удобный ватник, служивший для смягчения ударов.

Скоро доспехи, кольчуга и ватник покоились на специальных подставках, а Эолай облачился в белые шелковые одежды ордена с незаменимым черным крестом на спине и рукавах. Без тяжелых лат дышалось легче, но было не по себе. Последние две ночи он провел в дороге, но решительно отказал себе в приятной неге, вздохнул и отворил дверь. Впереди его ждал долгий и тяжелый день!