По земле ходить не просто

На Вязовском угоре она услышала гнусавое завывание. До сих пор ей не приходилось слышать этот щемящий душу вой, но сердце подсказало: волки. Первый хищник завыл позади, ему ответил с Кленового угора другой, а третий сбоку—совсем близко.

Аня знала, что, пока горит фонарь, волки не осмелятся напасть, но на всякий случай подобрала пук соломы и приготовила спички.

На вершине пригорка она остановилась передохнуть под полувысохшим разбитым молнией вязом. Прислонилась спиной к стволу и вдруг выронила из рук пук соломы и схватилась за низ живота.

Толчок повторился.

— Сережа! — прошептала она, словно он мог услышать ее призыв. — Сережа! Второй это…

Толчки прекратились, и она шла теперь, осторожно ступая по мокрой дороге.

Домой постучала во втором часу ночи.

— Как Коленька? — спросила она, переступая через порог квартиры.

— Плакал долго.

Коленька спал, разметав руки, — бледный и худой, как будто смертельно устал от всех невзгод, какие выпали на его долю. Аня не выдержала и прижалась холодной щекой к его руке.

— Мама? — проснулся он. — Пришла? Ты больше не уйдешь?

— Утром пойду, Коленька. Папе на войну надо хлебушка посылать. Как же он будет стрелять в фашистов без хлеба? Ты ведь больше не будешь плакать, если я утром уйду?

— Не буду, мама. Папе хлеба надо.

Аня перенесла сына на свою кровать и улеглась рядом с ним.

— Тебе надо, Коленька, сестренку? Ма-аленькую?

— Надо. А где мы ее возьмем?

— Купим, сынок. Скоро купим. Вот я заработаю в школе денег…

Сон навалился на нее тяжело и мгновенно. А утром, не отдохнув как следует, вся разбитая, она заправила фонарь керосином и вышла в обратную дорогу.

* * *

Второго ноября на участке Западного фронта недалеко от деревни Наро-Осаново с самого раннего утра началась бешеная канонада. Земля на многие километры вокруг гудела и гремела. Сотни самолетов беспрерывно носились в воздухе.

В штабе никто не говорил о возможности отступления. По-прежнему деловито писали писаря, приходили и уходили связные. Однако тревожное настроение как-то передалось людям, находившимся даже в трех-четырех километрах от переднего края.

Старшина комендантского взвода Карпов понимал, чувствовал, что все только стремятся делать вид, будто ничего особенного не происходит. Шоферы лениво, как будто от безделья, подходили к машинам, заглядывали под кожухи моторов, заводили их и, прослушав, заглушали и садились поблизости покурить. А на самом деле каждый из них только и ждал сигнала: заводи! Хорошо шоферам — у них в руках баранка. В случае чего — крути куда тебе надо, если хочешь, чтобы шкура осталась цела. Другое дело старшина комендантского взвода — заткнут в какую-нибудь дыру в трудный момент.

Попав на фронт, Карпов считал, что он уже пропал, но — повезло, и ему удалось затесаться в этот комендантский взвод. Командиру взвода младшему лейтенанту Самарину было не до подчиненных. Он одновременно был еще и переводчиком. При таком начальнике Карпов мог себя чувствовать полновластным хозяином взвода.

Бойцы Карпова невзлюбили, но он нисколько не был удручен этим. На свою должность он смотрел только как на ступень, с которой можно было перебраться в более безопасное место. Он всячески старался угодить Самарину, а еще больше — командиру и комиссару полка, начальнику штаба. Беда была подчиненным Карпова, если поблизости оказывалось начальство. Он кричал на бойцов, придирался по малейшему поводу. Однажды, кажется, ему удалось обратить на себя внимание командира и комиссара полка. Узнав, что те появятся на командном пункте, Карпов выгнал бойцов из землянки и живо соорудил в ней баню. За один вечер получил три благодарности. Зато бойцы, лежа в холодную осеннюю ночь под открытым небом, проклинали его.

Часам к одиннадцати стало известно, что первый батальон выбит противником из траншей и отходит. Особенно ожесточенная канонада слышалась со стороны Копани и Дорохова.

Карпов в этот день рано съездил в тыл дивизии и теперь только и думал о том, как бы улизнуть туда еще раз, чтобы оказаться подальше от стрельбы. Однако ехать было боязно: немецкие самолеты все время носились над дорогой.

— Товарищ старшина, вас вызывает младший лейтенант… Он у начальника штаба.

Карпов только собрался идти, как увидел, что младший лейтенант сам бежит ему навстречу.

— Ага! Вы здесь! Сейчас же соберите весь взвод и приведите сюда. Снимите часовых. Взять на каждого бойца по сто патронов и по пять гранат.

Сердце Карпова дрогнуло, но он попытался выкрутиться:

— Мне надо к начальнику тыла дивизии… Он приказал…

— Отставить, старшина. Какой теперь тыл… Не до Тряпок. Выстройте сейчас же бойцов и сами возьмите винтовку.

Едва только успел он забежать в землянку, чтобы захватить свою полевую сумку, как один из бойцов доложил:

— Взвод построен, товарищ младший лейтенант,

— Где Карпов?

— Не может найти, свои подсумки…

Самарин присоединил свой взвод к саперам. Карпов прибежал последним. Скорым маршем двинулись к переднему краю.

Чавкала жидкая грязь под ногами.

— Смотрите! Смотрите! — кричал Самарин в сторону леса.