По земле ходить не просто

Немцы высыпались из траншей. Немецкий генерал не выдержал, поддался на хитрость и послал своих солдат в контратаку против шинелей и плащ-палаток.

Став на колени в цепи, Николай облизнул пересохшие губы. Он ждал. Еще метров тридцать, еще десять… «Не спеши и не опаздывай», — повторял он про себя.

Когда немцы пробежали больше половины расстояния, Николай сунул в рот свисток майора Кушнарева. Пронзительная трель прокатилась вдоль речушки. В то же время красная ракета, взлетев вверх, продублировала сигнал к атаке.

— В атаку! Ура-а! — закричал Николай, рванувшись вперед. Он бежал не оглядываясь.

Перед ним оказался немецкий офицер. Николай видел его раскрытый рот, обезумевшие глаза. Немец не выдержал и повернул назад, но его срезал из автомата ординарец Николая.

Атака с двух сторон оказалась удачной. Две роты одновременно ворвались в первые траншеи почти на плечах противника, а во вторых траншеях произошла настоящая рукопашная схватка.

И тут наступил момент, когда Николай командирским чутьем понял, что есть возможность развить успех. Впереди в четверти километра виднелись две высотки, которые несомненно являлись ключевыми позициями в обороне противника. Задача взять их была возложена на первый батальон, но он запаздывал. Что было делать? Броситься туда частью оил и на свой страх и риск попытаться захватить их, пока противник ошеломлен и растерян, или ограничиться достигнутым? Не приведет ли это к большим жертвам? Немцы могли опомниться быстро.

И все же Николай решился. Приказав четвертой роте закрепиться в траншеях, он две роты повел вперед. На высотках началась паника. Из-за укрытия вырвались две легковые командирские машины и пытались скрыться через седловину. Одну из них разбил снаряд, а другая удрала.

Высотки были взяты, но зарываться дальше было опасно, и Николай решил занять оборону.

В сумерках пошел снег. Разгоряченный удачей, Николай ходил из взвода во взвод: помогал командирам организовать оборону, предупреждая всех, что с минуты на минуту надо ждать контратаки. Дурак будет немецкий генерал, если не попытается сейчас же вырвать потерянные позиции.

Устроив все необходимое на левой высотке, Николай направился в шестую роту. Но едва он вступил на дорогу, что-то толкнуло его ниже пояса. Не успев сообразить, в чем дело, он ткнулся лицом в снег. Только после этого почувствовал боль.

— Комбата убили! — услышал он крик ординарца.

Зная, как удручающе действует гибель командира на людей, когда захваченные позиции не закреплены, он хотел подняться, но снова упал. Нога, если не перебиты, то ранены основательно.

— Куда? Ложись! — крикнул он командиру роты и ординарцу, которые бросились на помощь.

Новые выстрелы сделали их более послушными.

До своих Николай дополз сам, а дальше его понесли на плащ-палатке. Перевязку сделали в блиндаже, где у немцев был наблюдательный пункт большого начальства.

По дороге к траншеям носилки остановил капитан Куликов. Убедившись, что рана Николая не опасна, командир первого батальона развеселился.

— Зарвался ты, браток, зарвался! — говорил он, наклоняясь к лицу Николая. — Лавры победителя один захватил. Выполнил и мою задачу. Что теперь будем делать?

— Хватит дел и на твою долю.

— Знаешь, сколько взяли твои пленных? Семьдесят восемь фрицев. Красиво получилось с шинелями. Признаться, я очень опасался. В случае провала наполеончик из тебя горячий шашлык сделал бы. А сейчас ликует. Видел его. Еще больше радовался бы он, если бы победу одержал третий батальон. Так и сказал: «Везет интеллигентам». Ну, будь здоров. Поправляйся скорей и обратно. Мало нас осталось теперь халхингольцев. Пойду сменять твоих героев. Их на отдых.

Николаю хотелось сказать что-то этому Малознакомому человеку. Давно они знали друг друга, а вот сблизиться не пришлось.

— Слушай, капитан… Смотри там на седловине. Не напорись, как я, по-глупому.

— Спасибо, друг, учту.

На исходных позициях Николая поджидал старшина батальона с машиной.

Везли долго. Фронтовая дорога была ужасна. Даже малейший толчок вызывал невыносимую боль. Порой Николай впадал в полузабытье. Несмотря на это, он размечтался. Скоро в медсанбат, а потом в госпиталь Сокольского. Там Нина….

В медсанбате на операционном столе его окружили врачи. Несколько минут они молча осматривали раны.

— Считаю возможным оставить в медсанбате… — сказал наконец один.

— Долго пролежит. Серьезное ранение.

— Вылечим.

С этим согласились все.

Николай не понимал в чем дело, хотя уже знал, что его не отправят в госпиталь. Однако нельзя же требовать: я ранен, отправляйте в тыл.

Его огорчение не скрылось от врачей.

— Боитесь скуки в медсанбате? Ничего не поделаешь. Генерал лично приказал: осмотреть вас и, если возможно, то оставить здесь. Он, видимо, очень дорожит вами.

Николай был и тронут этим и огорчен.

* * *

Все люди теперь казались Ане злыми, мстительными. Все, казалось, отвернулись от нее. Ее стали избегать даже те, кто раньше набивался в подруги. Любимец Ивлянской, преподаватель военного дела в школе не упускал случая уколоть, оскорбить Аню, хотя сам, говорили, укрывался от мобилизации при содействии Ивлянской.