По земле ходить не просто

— Разве так можно думать, дурочка!

Николай пытался вспомнить, где он слышал раньше этот голос.

— Так думать — значит не уважать и не ценить его, — выговаривала вторая. — Знал бы он твои мысли!.. В лыжный батальон плохих не берут. Гордиться надо, а ты причитать вздумала!..

Последние слова, сказанные с большим участием и убежденностью, прозвучали совсем по-иному. Сквозь хрипоту прорвался певучий естественный, давно знакомый голос.

— Нина! — закричал Николай. — Нина!

Голоса не было. Из горла вырвался только хриплый шепот.

— Нина! — еще сильнее крикнул Николай, но услышал только хрипловатый свист.

А поезд уже замедлял ход.

— Вот мне и пора… — отчетливо донесся голос Нины. Сомнений никаких быть не могло.

Вцепившись одной рукой в край носилок и придерживая другой голову, Николай спустил ноги и боком сполз на пол. Сначала он поднялся на колени, потом, ухватившись за стойку, выпрямился. Сдвигая свой корпус вдоль полки, он рвался к выходу и через несколько мучительных минут был в трех шагах от заветной двери.

Ввалившиеся глаза его горели сухим болезненным огнем. За ним волочилась окровавленная шуба.

— Я здесь! Я здесь! Здесь, — шептали его губы…

Когда санитар и фельдшер подняли его, он был без сознания. Из потревоженной раны сквозь марлевую повязку капала на пол кровь.

В бреду он пытался улыбаться и все время шептал:

— Встретились… Я очень хотел этого и всегда верил…

Потом в Ленинграде, в госпитале, Николай часто думал об этом случае. Действительно ли он слышал тогда голос Нины? Могла ли она быть в вагоне или все это показалось ему в горячке бреда?

Одно было ясно: Нину он не мог забыть.

Глава тринадцатая

В начале марта в школу приехала большая комиссия из области, вторая в этом году. Возглавляли ее два инспектора областного отдела народного образования.

Кроме того, из ближайших школ вызвали самых опытных учителей. Комиссия должна была проверить преподавание отдельных дисциплин.

Появилась она рано утром, когда в школе не было еще ни учителей, ни учащихся, а Сергей с завхозом и техничками обходил классные комнаты и проверял чистоту.

— Ох, сколько вас тут, — не без иронии воскликнул Сергей. — Прошу пройти в учительскую. Я скоро приду.

Один из инспекторов, щеголевато одетый человек лет тридцати, увязался за Сергеем. Он вытащил из кармана носовой платок и, подражая Сергею, проверял чистоту оконных рам.

— Решили еще раз проверить школу? — спросил Сергей, уловив удобный момент.

— Да, послали. Говорят, вы ввели очень много новшеств и успеваемость значительно улучшилась, — ответил инспектор не то иронически, не то серьезно.

— Старым не живем, но и не забываем его.

В душе Сергей с первого взгляда невзлюбил этого щеголя: этот человек наверняка приехал его добивать, как директора. Он уже достаточно нагружен «общественным мнением» и теперь приехал только подбирать факты.

Сергею была противна его манера кокетливо носить клетчатый шарф, его манера шагать, вытянув носки. Рядом с ним Сергей, не успевший переодеться перед занятиями, в больших валенках и неглаженых брюках должен был казаться замухрышкой, деревенщиной.

На лестнице их догнала техничка и торопливо шепнула Сергею:

— Сергей Петрович, Анна Григорьевна зовет.

— Что такое?

— Началось…

Позабыв об инспекторе, Сергей, перепрыгивая через несколько ступеней, кинулся вниз. Во дворе он крикнул завхозу, чтобы тот поскорее запрягал лошадь, а сам побежал на квартиру.

Вернулся он к началу занятий и, отдав кое-какие незначительные распоряжения, пошел на урок. Он решил ни во что не вмешиваться. Только вот неприятно, что учителя засуетились.

Когда инспектирующие ушли обедать, Сергей собрал учителей и попросил:

— Ничего не придумывайте нового. Работайте по своим планам.

— Чем вызвана вторичная проверка, Сергей Петрович? — спросила Мария Федоровна.

— Неужели не знаете, что под директора подкапываются? — сказал Константинов.

— Пусть. Вы сами подумайте, Мария Федоровна, стоит ли нам бояться? Совесть у нас чиста.

— У кляузы жал много, Сергей Петрович, — уныло заметила завуч.

— Только начали работать по-настоящему…

— Здесь — коллектив. Учителя тоже скажут кое-что.

Комиссия работала больше недели. Сергея приглашали на уроки учителей, заставляли разбирать их, рылись в документах. Каждый день он задерживался из-за комиссии часов до одиннадцати вечера, а потом еще надо было набросать планы на следующий день, подготовиться к урокам. Домой не хотелось идти: там пусто и холодно. Аня вот уже несколько дней в больнице. Каждый раз, когда Сергей оставался в школе один, он звонил ей. Аня спрашивала, что он ел сегодня, наказывала ходить в столовую, говорила, во что одеться завтра.

На душе у Сергея было смутно, тревожно.

«Аня права. Если снимут — проживу лишних десять лет, — думал он иногда, утешая себя. — Рядовым учителем гораздо спокойнее».