— Меня сюда, как вам известно, направили…
— Рассказывайте…
Сергей был совершенно подавлен. Но ему ничего не оставалось, как взять конспекты и уйти.
На улице он почувствовал, что дрожит, как в лихорадке. Он никак не мог понять, что происходит, но хорошо знал, чем может закончиться для него эта история, если уж называют его врагом народа.
Его вдруг охватила страшная тоска, безразличие и усталость. Дожить до такого… Он долго стоял возле школы, в грязи, подставляя открытую голову ветру со снегом. Опомнился только тогда, когда на лестнице правления послышались голоса. Чтобы не попадаться людям на глаза, Сергей свернул в переулок.
За речкой около магазинов он встретил Барановского и откровенно рассказал ему, как его выгнали с политучебы, как назвали его врагом народа.
— Я знаю об этом, Сергей Петрович. Обвиняют вас в том, что вы обманом пробрались в комсомол. Говорят, будто вы сын кулака… С Урала будто бежали, потому что оклеветали честных людей… Но я вам верю, Сергей Петрович. Вы же в комсомол вступили в той деревне, где родились. Там-то вы никого не смогли бы обмануть… Не верю я и в остальные обвинения. Но, думаю, разберутся…
Дверь дома открыла старуха няня. — Анна Григорьевна спит?
Хотелось сейчас же разбудить Аню, рассказать, в какую беду они попали.
— Поди-ка я знаю, где твоя жена, — раздраженно ответила няня-старушка, поворачиваясь к нему спиной. — Нету ее дома.
Аня не приходила долго. Значит, опять она у Кравцовых? Наверное, у Кравцовых. Где же еще? А там Карпов. Нужно бы сейчас же пойти туда, взять жену за руку и спросить, взглянув в глаза: «Что ты делаешь?» Нр Аня не из тех женщин, с которыми можно так разговаривать.
Что это? Ревность?
Как изменилась Аня после рождения сына. Расцвела зрелой женской красотой, но в то же время не стало в ней для Сергея прежней теплоты. Сергей чувствовал, что Аня разуверилась в нем, что видит в нем одни недостатки, что она перестала уважать его, что все больше и больше чуждается его.
Проснулся сын. Пришлось взять его на руки и, чтобы успокоить, ходить по комнате.
Когда Аня пришла, Сергей только что вышел из спальни.
— Ты бы хоть подумала о том, что у тебя ребенок, — сказал он, не в силах скрыть глухое раздражение.
— А вы что? Не могли без меня накормить и уложить? Сколько раз я говорила: перед сном надо напоить чаем.
— Где ты была до сих пор?
— Как тебе известно, я тоже работаю в школе. А после политучебы зашла к Марине Игнатьевне. Достала себе материал на пальто. Если уж муж не в состоянии прокормить и одеть жену, то самой приходится заботиться.
Аня теперь почти всегда противопоставляла себя мужу и сыну и поэтому говорила «вас», «вам».
— На что ты покупаешь? На что? — вскипел он. — Где у нас деньги, чтобы покупать у этих спекулянтов?
— Я сама зарабатываю.
— Не пальто тебе нужно, а Карпов! — закричал вдруг Сергей и, толкнув ногой дверь, вышел в кухню.
«Этого не надо было говорить. Этого не надо было говорить», — лихорадочно думал он, зачерпывая ковшом воду из бачка. Руки его дрожали, и ковш стучал по стенкам.
Аня сама пришла на кухню. Она закрыла за собой дверь и долго смотрела на него уничтожающим взглядом.
— Ты много выпил сегодня?
— Хватит! Я долго смотрел на ваши шашни! С меня довольно!
— Как ты смеешь!
Она окинула Сергея таким надменным взглядом, и такое, презрительное выражение было на ее лице, что Сергей пришел в бешенство. Возникло дикое желание ударить, растоптать ногами, но вместо этого он закричал осипшим. голосом:
— Ты думаешь, что я ничего не вижу? Я ничего не знаю? Мне, что ли, привозит Карпов заграничные чулки? Ради меня постоянно трется у Кравцовых?
Почти до самой середины декабря погода дурила: то становилось холодно, то начиналась оттепель со снегопадами и дождями, потом ударил мороз. Но не успела земля замерзнуть по-настоящему, как начались свирепые бураны. А тут уже подкрался Новый год…
Аня не вышла из кухни, чтобы встретить Сергея, вернувшегося из райкома комсомола. Она знала, что его оклеветали, ошельмовали, но равнодушно думала об этом: сам виноват, не умеет жить с людьми по-людски…
Аня ненавидела не Сергея, а такую жизнь. Ведь когда учились, мечталось о широком мире, о путешествиях, о курортах, а на деле оказалось, что мир ее ограничивается школой и квартирой, тетрадями учащихся и детскими пеленками! Сын привязал ее к дому, к кухне. Ну разве она не самая разнесчастная женщина? А Сергей, став рядовым учителем, готов мириться с этим на всю жизнь. Хоть бы мечтал о чем-нибудь! Так нет! И все его рассуждения о честности такие убогие, а сам он, ну, конечно, он ограниченный человек.
Так думала Аня и забывалась только у Кравцовых. Там велись возвышенные, как ей казалось, разговоры о поездках на Кавказ и в Крым, о нарядных женщинах, и Аня испытывала жгучий стыд оттого, что она не побывала ни на одном из курортов, что жизнь ее такая однообразная, такая серая.
Закончив предпраздничную стряпню, Аня выглянула из кухни. Сергей стоял у окна и издали разглядывал спящего сына странным потускневшим взглядом.