Но Нины в комнате не было. Зина испугалась и, сбежав вниз, позвонила в «Скорую помощь».
— Врач Никитина ушла отсюда два часа назад, — ответили ей.
Замерещились всякие несчастья. Подумалось, что Нина, узнав о карикатуре, решилась на какую-нибудь глупость. С этими мыслями Зина выбежала из общежития.
Нину она увидела на главной улице. Казалось, что она очень устала и придерживается поближе к стенам домов.
— Из-за меня в кино не ходила? — виновато спросила она.
— Ты была в институте?
— Ты о стенгазете? Я знаю.
— Хорошо хоть это, — вскипела Зина. Уже в комнате она зло напала на Нину:
— Думаешь все деньги одна заработать? Никому не оставить?
— И ты то же самое, как все, — вяло откликнулась Нина.
— Что же… На чужой роток не накинешь платок. И без меня об этом говорят достаточно.
— Но ведь скоро нам самим придется решать судьбу больных. Бороться за них… За жизнь бороться… Тогда рядом не будет доктора Пронина и доцента Колесниченко…
— Вот-вот! — окончательно разозлилась Зина. — Так и будем говорить на комсомольском собрании. По-твоему выходит, что из нашего института выходят одни неучи. А ты будешь исключением. Правильно говорят: перехвалили тебя, да нашлись сердобольные покровители…
В это время Зину вызвали к телефону. Звонил Дмитрий Петрович Колесниченко. — Как состояние Нины?
— Из-за карикатуры люди еще не умирали, — резко ответила Зина.
— Какая карикатура? При чем тут карикатура? Я спрашиваю о температуре…
— С чего бы это вдруг мы стали мерить ей температуру?
— Да вы что там, все, что ли, ненормальные? — рассердился Колесниченко. — Одна играет со своим здоровьем, а другая… Она разве вам ничего не сказала? Понимаете? Несчастный случай… Кровь нужна была. А под руками такой группы крови не оказалось. Нина свою отдала… Много…
Зина вышла из телефонной будки потрясенная и остановилась, стиснув виски ладонями. Пришла она в себя от торжествующего голоса Васи Родионова, бросившегося ей навстречу.
— Зиночка! Почему сегодня не видно вашей подруги Нины?
— Замолчи, худдожник! — бросила Зина, оттолкнув его.
И столько совершенно неприкрытого презрения и возмущения было в ее голосе, что Родионов умоляюще прокричал вслед:
— Зина! Погоди!
— Отстань!
Когда она забежала в комнату, то увидела, что Нина лежит на кровати и, уткнувшись в подушку, рыдает.
— Ниночка, милая, что же ты молчала, как не стыдно… Эх ты… Славная моя…
— Праздник… А от него даже открытки нет! Почему он не напишет? — спросила Нина и еще сильнее разрыдалась.
В это утро Николай проснулся в каком-то возбужденном настроении и долго не мог выйти из состояния не то сна, не то яви. Он был уверен и не уверен в том, что только что разговаривал с Ниной Где был этот разговор, о чем, он не помнил Помнилось только, что разговаривали полунамеками, но прекрасно понимали друг друга. И в груди от этого осталось чуть щемящее душу волнение..
Почти полтора года он ничего не знал о Нине. Да и что, собственно, нужно было знать? Что не хватило пригласительного билета на свадьбу? Дал же он себе слово никогда больше не думать о ней… А вот нехитрый сон — и в который уже раз! — опять разбередил душу.
Он знал свою способность видеть себя как бы со стороны. Дурная это или хорошая черта, он сам не понимал и никому никогда не говорил о ней. Вот и сейчас он вдруг представил себе солнечный день и себя самого в военной форме и с вещевым мешком за спиной в родном городе. Навстречу ему идет женщина с двумя маленькими сыновьями-красавцами в одинаковых костюмчиках… Нина!.. Но нет, нет, это не может быть она… не может быть…
С трудом отогнал Николай от себя видение, приподнялся и, откинув край палатки, выглянул наружу. Солнце за артиллерийским парком только что оторвалось от горизонта. В долине над прудом лежал негустой сизый туман. Трава серебрилась росою. В густое щебетание птиц время от времени врывались басистые голоса петухов, доносившиеся из деревни за прудом.
Тихо отшагивал дневальный между рядами палаток.
— Опять на тебя хандра напала? — раздался почти над самым ухом голос Андрея, который лежал с ним рядом.
— Спи ты, черт! — отругнулся Николай, застигнутый врасплох.
— Слушай, Колька, — таинственно зашептал Андрей, — ну напиши ты ей прямо: сохну, мол, милая, не могу без тебя. Ну до каких пор ты будешь мучиться?
— Андрюша, тебе говорю, брось травить…
— Ну и народ пошел нынче… Ведь тебе же добра желают… — И Андрей небрежно швырнул на одеяло Николая сложенный вчетверо лист бумаги.
Эти округленные торопливые буквы, это мягкое упрямство наклонных строк Николай узнал бы среди тысячи почерков..
— Что это? Откуда? — спросил он испуганно и, не дожидаясь ответа, впился глазами в письмо.
«Здравствуйте, незнакомый земляк!
Извините, что мы не сразу ответили на ваше письмо. К сожалению, нам неизвестен адрес Николая Снопова.
Мы с подругами пытались разузнать в пединституте, но безуспешно. Нам он не пишет.
Надеемся, что вы все же скоро установите с ним связь.
Передайте ему от нас большой привет и пожелание счастья. Нам самим едва ли удастся увидеть его.