По живому следу

Ладно, думаю, поем, чего уж там, раз такое дело. А когда поел — разморило меня. На улицу и правда идти не хочется, а домой — через весь город. Да и не собирался я домой уже ночевать. Голубь мне сам место в углу указал. Там по всей комнате матрасы дырявые набросаны были, из них половина ваты повыдергана (я уж потом узнал — вены той ватой зажимали после уколов, ну ширялись когда), Сивый мне одеяло принес. Одеяло тоже рваное, старое. Но все равно лучше, чем на улице. И тепло. Я и заснул. А с утра опять в город пошел — никто меня не держал.

Ну, короче, стал я иногда в этой квартире ночевать. Там многие пацаны ночевали, мужики тоже. Я, может, только почаще. Скоро понял, что торчки там собираются, раз видел, как вещи какие-то Сивый и еще один мужик приносили. Да мне-то что! Меня никто не трогал — Голубь не давал. И кормил тоже. И мелочь на сигареты ссыпал. А еще про батю моего рассказывал — какой он, оказывается, вор уважаемый. «Жаль, — говорил, — я не знал, что сынка его встречу. Я бы от него весточку тебе передал. А так — что расскажешь»… Но рассказывал чуть не каждый раз, как я заходил. До сих пор не знаю — правду или нет. Поначалу-то я очень верил. А потом, когда случай вышел, засомневался. Но все равно думаю, что батя у меня не промах. Не зря же ему с первого раза столько впаяли. Может, увидимся с ним еще — сам спрошу. Ну ладно.

Месяца через два, летом уже, принес я Голубю ботинки те самые, что раньше на скамейке на улице спер. Отблагодарить его хотел. Да мне ботинки все равно велики были, я же говорил.

— Откуда? — Голубь спрашивает.

Я ему рассказал. А он посмеялся, осмотрел ботинки и говорит:

— Новые, ничего. И дело давнее. А не зря я говорил, что ты парень толковый. Шкет, а ума хватило ни самому не надевать, ни продать. Ладно, посмотрим, на что еще сгодишься. Но, думаю, не посрамишь батю, верно?

Мне обидно стало, что он так говорит.

— А как же, — отвечаю. — Обижаешь, Голубь.

А через неделю он первый раз помочь попросил. Сказал, что на меня он как на себя надеется, что делать-то почти ничего не нужно и что денег он мне потом даст. И сказал сколько. Я сейчас уже не помню сколько, но тогда я такие деньги вообще в руках не держал. Ладно, думаю, попробую.

Ночью пришли мы с Сивым и Голубем к какому-то дому, Голубь меня подсадил, и я в форточку влез — открыта была, на первом этаже. Ничего в квартире особо не разглядывал — незачем, да и боялся, если честно. Только, как Голубь велел, открыл им окно изнутри, а сам обратно вылез. Голубь еще велел рядом стоять, их дожидаться и поглядывать заодно. На шухере то есть. Мне хоть и страшно было — стоял. Потому что сам Голубь мне тогда в первый раз страшнее всего показался. А еще потому, что здорово это все было. Как в книжке. Я одну такую читал и еще других много про это, но та больше понравилась. Жалко, название не помню.

Те двое быстро справились. Вылезли назад с сумками, окно притворили, и мы пошли. На соседней улице машина стояла, мы в нее залезли, доехали до какого-то дома, там Сивый кому-то сумки отнес, вернулся, отогнали мы машину в другое место и пешком домой вернулись. Ну не домой, понятно, — на ту квартиру, про которую я рассказывал. Спать легли. Сивый предлагал водки выпить, но Голубь не стал и ему не разрешил, цыкнул только. Наутро и правда мне денег отсчитал и велел несколько дней не приходить. И молчать велел, будто я сам не понимаю.

Потом я еще пару раз в Вышнегорске в форточки лазил. Нечасто, но бывало. А потом Голубь новый фокус придумал. «Только, — сказал, — придется тебе с нами в другой город переехать. Лады?» А чего? Мать меня, бывало, уже по месяцу не видела. По хахалю ее я не скучал. Школа? Я и забыл уже, какая она есть-то. Поехали. Я только Голубя спросил: зачем в другой город-то? «Знают, — говорит, — тебя здесь многие. И меня тоже».

Мы во многие города потом приезжали: Голубь, Сивый и я. Другие, бывало, тоже приставали — и мужики, и пацаны, но ненадолго. Про пацанов Голубь сам говорил, что лучше, чем у меня, ни у кого не получается. «Ты, — говорил, — не книжник, ты артист прямо, цены тебе нет».

А по мне, простейший фокус, я быстро научился, даже слова свои наизусть выучил, а все равно многие лохи верили. Ходил по домам, в квартиры звонился. Денег не просил. Из человека за просто так денег не вытянешь, это уж я давно понял, еще от матушки, усвоил. Просил я в тех квартирах поесть. Бывало, впускали и кормили. А я смотрел — богато живут или не очень, что взять можно, какой замок, какие окна. А потом Голубю пересказывал. На квартиры они уже без меня ходили. Но денег давали. Если разобраться — хорошее время было. Я дешевле «Кэмела» и не курил тогда ничего.

Так вот в конце концов мы до Москвы и добрались. Здесь и свихнулось дело. Из-за Сивого все вышло. Голубь, правда, и сам рюмку мимо рта не носил, но даже он все на Сивого покрикивал. Уж очень тот выпить любил. И дурью налево приторговывал — мало все ему, придурку.