По зову долга

– Мужик, ты чо? Не врубился? Меняйся по хорошему, а то придётся тебе и свою «тёлку» отдавать. Думаешь, мы не видели, куда ты её привёз и где потом «пялился». Значит так мужик, кончай базар, давай ключи, техпаспорт и вали отсюда на нашей тачке, пока не передумали. Да ты не смотри, что она старая. За ней знаешь как смотрели. Там внутрях всё новяк. Зуб даю. Эти мастерки под нами ходят. За ней хорошо смотрели, иначе им башки поотрывали бы.

– Егор неожиданно для быков прервал эти разглагольствования:

– Так пацаны, я тоже по-хорошему, драндулет свой в сторону, сами в кабину и замереть как цуцики! Говоривший бык даже опешил, недолго тупо постоял и только потом заорал:

– Ах ты козёл! Не хочешь по-хорошему? Бей суку! – Они все втроём, размахивая своим снаряжением, бросились на Егора. Но тот, увернувшись от первого бугая, размахивающего демократизатором, сразу же ворвался в их кучу, где они только мешали друг другу. Вскоре двое с поломанными шеями лежали на земле грязными, грузными кучами, а ранее говоривший от их имени, бывший по видимому их старшим, нянчил свою выдернутую, с порванным сухожилием руку. Егор, потирая плечо кто-то успел въехать в него, подошёл почти вплотную к стонущему бандиту:

– Ну что тварь, передумал меняться тачками? Тот замотал головою:

– Ладно, ладно, вали отсюдова.

– Нет, сучара, без тебя не поеду, хочу поговорить насчёт тёлки, о коей ты вякал ранее. С теми теперь уж говорить не о чем. А вот ты мне и расскажешь, всё расскажешь, гарантирую, иначе получишь такое, какое ты в жутком сне видел. Понял? Сильный удар в голову завершил сказанное. Вскоре бандит, стянутый ремнями его подельников и его собственным, скорчился в багажнике его автомобиля. Посмотрев на жмуриков, затащил в салон их автомобиля, отъехал на пару кварталов, спустил машину в приглянувшийся довольно глубокий овраг.

Пешком вернулся к стоянке, посмотрел на будку, прошёл к сторожу. Тот забился под топчан и глухо бормотал:

– Я ничего не видел, ничего не слышал. Егор вытащил пистолет, направил его в сторону сторожа:

– Говори кто ты? где живёшь? Тот, заикаясь, объяснил:

– Ясно, вылезай и пошли. Сторож заныл:

– Не скули. Сделаешь, что прикажу, жить будешь, обещаю. Спустившись, подошли к машине.

– Вытаскивай бандюка на землю. Сторож, подвывая и испуганно поглядывая на страшного убийцу, вытянул спелёнутое тело из багажника, но, не удержав, уронил на асфальт. Егор протянул ему, найденный в машине бандитов пистолет:

– Стреляй вот сюда. Тот замахал руками.

– Нет…нет, это же такие бандиты. Они меня найдут и всю семью живыми закопают.

– Не найдут, если языком не будешь молотить, обещаю. Но, если не выстрелишь ты, то я тебя пристрелю как сообщника. Видел, чего с ними было? Тот раскрыл рот и молчал.

– Ну, кому сказал? Стреляй! Сторож зажмурился и несколько раз в ужасе, не глядя на смотрящего «быка», выстрелил. Из всех выстрелов попал только один раз, да и то в ногу.

– Ну, вот и всё, а теперь иди и сторожи стоянку. Помни только этот пистолет с твоими отпечатками будет у меня и снимки вот этим аппаратом, тоже. Ты стрелял в их братка! Тот закивал понимающе головою:

– Вижу, понял. Тогда загрузи эту падаль обратно, свезу её подальше от тебя и свободен. Сторож, стремясь побыстрее расстаться с этим страшным человеком, надрываясь и хрипя, вкатил впавшего в беспамятство бандита в багажник. Егор подошёл к нему, вытащил из найденной в машине быков барсетки сотенную «зелёнку», сунул ему в руку:

– Не дрейфь старина, это нелюдь, она рано или поздно должна была получить по заслугам. Вспомни-ка, как они обращались с тобою и другими. И ничего не бойся, держи только язык за зубами. Сторож, как деревянный истукан – развернулся и побрёл к сторожке, держа во всё ещё вытянутой руке зелёную ассигнацию. Егор может быть и пощадил бы этих тупых быков наглых от того беспредела, что им дозволила власть, это же не те мозги, что всё заварили в стране. Однако после угрозы его Катеньке их судьба была решена! Он привык всякие угрозы команде надо снимать немедленно, решительно, а то, что она отныне в его сердце и под его, а стало быть и команды защитой уже было несомненным для него. Усевшись в машину и отъехав на квартал, заметил замызганный до нельзя, заросший травой и порослью кустов скверик с давно поваленной чугунной оградой и разломанными скамейками. Заканчивался шестой час. Стоял негустой туманчик, было влажновато, тихо, людей ещё не было видно, где то в частном секторе взлаивали собаки. Он заехал в самый скверик, выбросил на землю «быка». От удара о землю тот пришёл в себя, мутно обвёл глазами Егора. Кровь от пулевого ранения уже начала запекаться, кровь капельками скатывалась по брючине. Скривился от боли, просипел:

– Перевяжи ногу. истеку же:

– Ишь ты, как заботишься о себе. Тебе бы так заботиться о своих ни в чём не повинных жертвах. Обойдёшься! Давай «колись». Кто ты, под кем ходишь? Что делал у стоянки, что знаешь о тёлке? Тот просипел:

– Да какие они невинные, все против понятий пошли и снова замолчал, кусая нижнюю губу.