По зову сердца

Я первый раз попала в Москву. Помню, едем, я смотрю на площади, улицы, а слезы у меня из глаз так и льются. Думаю: пройти такую войну, потерять самых близких, перешагнуть через столько опасностей и попасть в Москву… А они погибли: и родители, и братья, и Николай Кучерявый… и другие… Плачу, а Катя успокаивает меня: «Ну что ты, Аня! Зато с победой едем домой!»

Много радости было в это утро в Катином доме. Соседи окружили нас, расспрашивали о боях, в которых нам приходилось участвовать.

К обеду в комнату вбежала худощавая пожилая женщина, такая же черноволосая, как и Катя. Она бросилась к Кате и со слезами стала целовать ее, потом, отстранив от себя, любовалась ею и снова принималась целовать.

Меня она не замечала. Расстроившись, я взяла полотенце и вышла в ванную, будто умыться, а сама опять там наплакалась. Когда вернулась, поняла, что Катя, видимо, успела уже рассказать обо мне матери. Та подошла ко мне, обняла и расцеловала, и с этого дня я стала ей такой же родной дочкой.

«Прежде всего, — сказала мне на следующий день Катя, — пойдем в райком комсомола. Ну-ка, покажи мне свой билет комсомольский! Он у тебя в порядке?»

Листая билет, она увидела фотографию. «Это кто? — спросила она. — Что-то лицо знакомое…» — «Ты могла видеть его портрет в нашей армейской газете или в «Комсомольской правде». Это Кучерявый». — «Николай Кучерявый?! — воскликнула Катя. — Неужели? И ты была в его комсомольской организации, в его роте, Аня? Ну вот, опять в слезы? Да что с тобой? — всплеснула она руками. — А впрочем, конечно, комсорг роты, такой герой и погиб… Нам о нем много рассказывали, и в газетах мы читали о его подвиге. Ты видела, как он погиб?»

Я рассказала Кате о Кучерявом, о том, как мы дружили, а потом полюбили друг друга, как из-за него я ушла из артиллерии в автоматчики, в его роту…

«Анечка! Какое счастье — любить такого парня, такого героя!» — говорила Катя. «Но ведь он погиб». — «Лучше десять месяцев любить героя и память о нем чтить всю жизнь, чем десять лет любить труса и разочароваться!» — возразила Катя…

Позавтракав, мы пришли в райком. Там было много новых для Кати людей. Из тех комсомольцев, что ополченцами ушли на защиту Москвы, почти никого не осталось. Но из новых работников многие тоже знали Катю по институту и тепло встретили ее.

Оставив меня в приемной, Катя вошла в кабинет секретаря. О чем был разговор, не знаю, но когда она вышла, то сказала:

«Вот он дал нам с тобой пригласительные билеты. Приходите обязательно, сказал… Михаил Иванович Калинин будет беседовать с демобилизованными девушками». — «Сам Михаил Иванович Калинин?!» — не поверила я Катиным словам. «Да», — кивнула она головой.

Всю дорогу мы радостно обсуждали предстоящую встречу с Михаилом Ивановичем Калининым. Потом Катя сказала, что она говорила обо мне в райкоме и секретарь записал мою фамилию и обещал помочь.

Весь день перед встречей мы суетились, стирали и гладили гимнастерки, подшивали воротнички, натирали мелом ордена и медали, медные армейские пуговицы на гимнастерках, до блеска чистили сапоги.

С вечера Катина мать предупредила нас: «Пораньше ложитесь спать, чтобы завтра быть бодрыми».

…И вот мы поднимаемся по широкой мраморной лестнице, рядом с нами — военные девушки: рядовые и командиры, медики и интенданты, пехотинцы и летчицы, танкисты, моряки и артиллеристы. На груди многих виднеются полоски ранений, золотом сверкают ордена и медали.

После доклада секретаря ЦК ВЛКСМ стали выступать девушки. Они рассказывали о себе, о своих подругах, которым не удалось попасть сюда, и о тех, которые шли по зову сердца и отдали жизни за независимость Родины.

Наконец слово предоставили Михаилу Ивановичу Калинину. Чуть сгорбленный, седой, с доброй улыбкой, он ласково оглядел нас и прежде всего поздравил с победоносным окончанием войны. Потом он говорил об участии женщин в Великой Отечественной войне и о том, что на фронт пошла лучшая часть нашей молодежи.

— Вы защищали Родину в момент величайшей опасности, а это — действительно великое дело. Я уверен, что у нас среди женской молодежи очень много людей, способных совершать героические подвиги. Сейчас вас демобилизовывают. Это для многих из вас дело нелегкое, — говорил Михаил Иванович. — Особенно для тех, которые пришли в армию со школьной скамьи. Теперь они думают, а какова будет новая жизнь, что она им готовит? Но я уверен, что вы, умудренные фронтовым опытом, быстро все устроитесь, работы у нас непочатый край. А тем, которые по каким-либо причинам окажутся в тяжелых условиях, мы поможем.

После этих слов на душе у меня стало радостнее. Я еще раз почувствовала, что не сирота и не одинока, что обо мне есть кому позаботиться. Значит, я не ошиблась, что приехала в Москву.

После собрания меня вызвали к Калинину.

— Ой, Катюша, это ты там рассказала, наверное, обо мне, что я теперь буду делать? — испугалась я. Меня провели в приемную Калинина.