По зову сердца

Он, конечно же, заметил скудную обстановку в ее доме, ее скромный образ жизни и вышедшие из моды платья. Это предложение представляло финансово обеспеченное будущее без всяких обязательств плюс утешение в его объятиях. Перспектива показалась ей весьма соблазнительной. Но если об этом когда-нибудь узнают ее родные… Или если Денби выяснит, где она живет… Но сейчас она могла думать лишь о руках, обнимавших ее, и мечтать о ласках.

Но если она согласится, если отбросит осторожность, понравится ли она ему как женщина, или он отвергнет ее с презрением?

— Я не могу, — сказала она. Он отпустил ее и отошел.

— Опять вы заставили меня позавидовать вашему мужу, Люсинда. — Он внимательно всматривался в нее. — Почему? Я знаю, вас влечет ко мне. Если не ваши слова, то ваши поцелуи говорят об этом. Почему бы, не обменять одиночество на то, что мы можем дать друг другу?

Между ними лежит слишком много лжи. Она заговорила о правде, отрицать которую он не мог:

— Вам нужны жена и наследник. Я не хочу вам мешать.

Хьюго повеселел.

— Если это единственное препятствие, оно улажено. Я не принадлежу к тем мужчинам, которые нарушают супружеские обеты. Я не собираюсь жениться.

— А наследник?

Он обхватил её лицо ладонями.

— Как я уже сказал вам, я не хочу иметь детей. Наследник у меня есть. Мой родственник.

Она всмотрелась в его глаза, стараясь отыскать там правду, но нашла лишь пыл, желание и томление.

Их губы слились. Она хочет его. Никогда в жизни она не испытывала такого сильного желания. Реально ли оно? Если действительно в ней скрывается женщина, этот мужчина выпустит ее на свободу. Или он подтвердит ясесто-чайшую проделку природы. Осмелится ли она выяснить это?

Но если хотя бы не сделает попытку, она всю жизнь будет жалеть об этом.

Люсинда обвила руками его шею и провела по его губам языком.

Он застонал и раскрыл губы.

— Люсинда, — пробормотал он.

«Хьюго, любовь моя», — прошептало ее сердце.

Глава 10

Руки горячие и крепкие, как сталь, подхватили ее. В его объятиях было безопасно и надежно. Прижавшись к его груди, Люсинда почувствовала себя хрупкой, драгоценной и невероятно женственной.

Хьюго отнес ее в свою комнату, подошел к огромной кровати с пологом на четырех столбиках и осторожно поставил Люсинду на ноги. Обхватил руками ее лицо, осыпал легкими поцелуями ее веки, нос, уголки рта.

Как медленно. Ей не нужно время, не то она начнет думать. Она взялась за пуговицы на его сюртуке.

Он застонал. Грудь его вздымалась часто и неровно, как и ее. Он сбросил сюртук, окинул Люсинду взглядом с ног до головы. Развязал тесемки ее платья. Увидев, что лиф остался на месте, нахмурился, но потом нашел булавки и вытащил.

Ей тоже захотелось увидеть его. Ее пальцы метнулись к пуговицам его жилета.

— Не волнуйтесь, любимая. — Голос его звучал хрипло. Любимая. От этого слова она утратила всякую возможность сопротивления.

Он снял жилет, сорвал с себя галстук, непослушными пальцами расстегнул у горла рубашку. Она увидела на его груди темные волосы. Коснулась этих упругих завитков, грубых, очень мужских. Потом нерешительно посмотрела на него. Не подумает ли он, что она слишком дерзка?

Люсинда смело положила ладонь ему на грудь, впитывая в себя ее жар.

Он резко втянул воздух.

Люсинда улыбнулась.

— Ах вы, маленькая распутница, — шутливо сказал он, не скрывая своего восторга.

Ему понравилось ее прикосновение. А она пришла в упоение, ощущая жесткие завитки над горячей кожей. Она запустила пальцы глубже в открытый ворот его рубашки и ощутила выпуклые мышцы его груди.

Он схватил Люсинду за руку, поднес ее к губам, поцеловал каждый палец, не сводя с нее глаз.

— Твоя очередь, — прошептал он.

Он коснулся губами ее шеи, вдохнул ее запах.

— Ты восхитительно пахнешь.

Он стянул с нее лиф платья, показались сорочка и корсет. Хьюго застонал, губы его скользнули по ее грудям, едва прикрытым тонкой сорочкой. Он развязал тесемки на сорочке, расшнуровал корсет легко и умело, и стал мять и тискать одну грудь; обвел пальцем сосок, который сразу же стал твердым и уперся в тонкую ткань сорочки.

Люсинда окаменела в ожидании боли, ощутила дурноту. Ей очень нравятся его поцелуи, его ласки, но боль, которую он ей причинит, она не вынесет.

Он посмотрел на нее:

— Что такое, любимая?

Чувство вины, горькое, как желчь, комком застряло у нее в горле. Он подумает, что она кокетка худшего пошиба. Покачав головой, Люсинда закрыла глаза.

— Простите меня. — Она отвела его руку и скрестила руки на своей полуоткрытой груди, внезапно с ужасом ощутив, что стоит перед ним полуобнаженная.

— Я причинил тебе боль? — Искреннее волнение в его голосе заставило ее посмотреть на него.

— Это я… это я виновата… — Она отступила, спина ее уперлась в край кровати. Бежать некуда. Люсинда отвернулась и уставилась на синий, с золотом, полог. — Я не могу.

Хьюго не шелохнулся, но она ощущала его взгляд на своем лице.

— Это бессмыслица. Вы целовали меня так, что… — Он коснулся пальцами ее подбородка. — Называй меня Хьюго и обращайся ко мне на ты.

Люсинда отпрянула. Хьюго отдернул руку. Застыв, он смотрел на нее. Люсинда не смела, на него взглянуть.