«Наукой доказано: брак есть доисторическая мельница, в которой каменные жернова, вращаясь безостановочно, перемалывают сами себя, до самой смерти». Это — дословная цитата. Не будет лишним добавить, что трепетной душе верующего автора, такой мягкой и податливой, баронесса противопоставила свой жесткий нрав, стальной характер, нечто от валькирии. (В эти часы, на ложе, в полном одиночестве, вдова воссоздает перед своим мысленным взором неосязаемые видения барона, перетертого в пыль.) Разумеется, книгой Бюссенхаузена можно было бы легко пренебречь, если бы она была лишь собранием глупостей человека, который щедро делится своими заблуждениями по поводу того, как же мы сможем спастись, и не имеет ни малейшего понятия о чужой душе; человека, который оставляет нам право умирать жертвами отвращения, лжи, мелочной злобы и черной меланхолии. Барон опирается на массу фактов, хотя и отступая всякий раз от предмета разговора. На самой рискованной странице мы видим, как он с головокружительной быстротой падает в пропасть фантазии и вдруг появляется перед нами с очередным неопровержимым доказательством в руках, очередным фактом человека, спасшегося после кораблекрушения. Чего только стоит пассаж о проституции наидобрейшей Малиновской на Маркизских островах и Альфе Тео-дорсене, служителе Венеры в насквозь промерзшей деревне лопарей. Отнесемся с уважением к его выводам. Если барон и ошибается, то нам следует признать, что и современная наука — сколь это ни странно — согласна ошибаться вместе с ним. В этом страстном произведении сочетаются неуемное воображение Леви-Брюля, острота Фрезера, точность Вильгельма Эйлерса и изредка археологическая сухость какого-нибудь Франца Боаса.
Безусловно, научная строгость барона довольно часто изменяет ему и тогда появляются тягучие, студенистые главы. Чтение превращается в каторгу, невыносимо тяжелую, когда фальшивая голубка Венеры бьет крыльями летучей мыши или когда слышен шорох волн Пирама и Фисбы, которые подтачивают, каждый со своей стороны, разделяющую их перегородку. Ничего не остается, как только извинить промахи человека, который провел тридцать лет на мельнице с женщиной-жерновом, от которой его отделяют многие градусы по шкале человеческой крепости.
Пропустив мимо ушей скандальную и торжественную тарабарщину о том, что произведение барона — новое (пусть даже и фигово-порнографическое) слово во всемирной истории, мы объединились в небольшую группу избранных мужей, нашедших в «Сравнительной истории сексуальных отношений» обширную домашнюю эпопею, где верх всегда берет женщина троянской закалки. Изумительная женщина, в которой честь изнемогает под гнетом тысяч и тысяч пагубных дум и к которой обращено посвящение, набранное изящным шрифтом «германика» на двух листах: баронесса Гунхильд де Бюссенхаузен, урожденная графиня Магнебург-Хоненхайм.
1952
БАЛЬТАСАР ЖЕРАР (1555–1584)
Убить принца Оранскогою.[11] Убить и получить двадцать пять тысяч эскудо, которые назначил Филипп II за его голову. Идти пешком, одному, без гроша в кармане, без пистолета, без кинжала, стать первым из убийц, просящих у своей жертвы деньги на покупку орудия убийства, — таков был подвиг Бальтасара Жерара, молодого плотника из Доля.
После мучительных скитаний по Нидерландам, умирая от голода и усталости, не раз арестованный то испанскими, то фламандскими солдатами, он все-таки нащупал путь к своей жертве. Три года прошло в сомнениях, хитроумных замыслах и разочарованиях, и тут его обошел Гаспар Анястро.
Португальцу Гаспару Анястро, торговцу платьем, изобретательности было не занимать, тем более когда речь шла о куше в двадцать пять тысяч эскудо. Человек осторожный, он тщательно выбрал способ и место преступления. Но в последний момент решил найти посредника между своей головой и оружием: держать оружие он будет руками Хуана Хауреги.
Хуан Хауреги, паренек двадцати лет, сам по себе был робок. Но Анястро сумел закалить его душу для геройства с помощью тонких приемов давления, секрет которого нам неизвестен. Возможно, он нагрузил его чтением героической литературы; возможно, снабдил талисманами; возможно, методично довел до осознанного самоубийства.
Единственное, что нам точно известно: в день, назначенный наставником (18 марта 1582 года), во время торжеств, устроенных в Антверпене в честь дня рождения герцога Анжуйского, Хауреги пробрался сквозь свиту и выстрелил в упор в принца Оранского. Но несчастный глупец так туго набил порохом свой пистолет, что тот, словно граната, разорвался у него в руке. Металлический осколок рассек принцу щеку, а упавшего на землю Хауреги разъяренная свита тут же заколола шпагами.
Семнадцать дней Гаспар Анястро напрасно ждал смерти принца. Искусные хирурги остановили кровотечение, денно и нощно прижимая порванную артерию. В конце концов Вильгельм выжил, а португалец, имея в кармане завещание Хауреги на свое имя, пережил самое горькое разочарование в своей жизни. Он проклинал себя за то, что доверился неопытному мальчишке.