Победа Элинор

Ланцелот Дэррелль был красивым портретом своей матери. Черты, казавшиеся суровыми и жесткими в ее лице, у него имели почти женскую нежность. В черных глазах сиял какой-то ленивый блеск, они были полузакрыты черными ресницами, обрамлявшими белые веки. Прямой нос, низкий лоб, тонко обрисованный рот имели почти классическую красоту в своем физическом совершенстве, но в нижней части лица был недостаток, подбородок впадал там, х'де ему следовало выдаваться вперед, а красивый рот имел слабое и нерешительное выражение.

Дэррелль мог служить натурщиком живописцу для всех влюбленных, и поэтических и прозаических, но его никак нельзя было принять за героя или государственного мужа. Он имел все принадлежности грации и красоты, но ни одного из внешних признаков величия. Элинор Вэн чувствовала этот недостаток силы в молодом человеке, когда глядела на него. Ее быстрая проницательность уловила единственный недостаток, портивший столько совершенств. «Если бы я нуждалась в помощи против убийцы моего отца, — думала девушка. Я не просила бы этого человека помогать мне».

— Теперь, мистрис Дэррелль, расскажите нам о всех наших приключениях, — сказала Лора, бросив книгу и принимаясь кокетничать с блудным сыном— Мы умираем от желания послушать их.

Ланцелот Дэррелль пожал плечами.

— О каких приключениях, милая мисс Мэссон?

— О вашей индийской жизни, о вашем путешествии домой, об ужасных опасностях, о романтическом спасении, о тигровой охоте, о ночах, в которые вы заблудились в лесу, о страшных встречах с гремучими змеями, о блестящих балах у губернатора — вы видите я все знаю о жизни в Индии — о скачках, о волокитстве за калькуттскими красавицами.

Молодой человек рассмеялся энтузиазму мисс Мэсон.

— Вы более знаете о наслаждениях индийской жизни, чем я, — сказал он с некоторой горечью — бедняга, приехавший в Калькутту с одним рекомендательным письмом и пустым кошельком, и через несколько дней по приезде отправленный в провинцию, в такое уединенное место, где нет ни одного белого лица, кроме его собственного, не имеет возможности пользоваться празднествами в доме губернатора или ухаживать за калькуттскими красавицами, которые сохраняют свои улыбки для фаворитов фортуны — могу уверить вас. Что касается до охоты за тиграми, милая мисс Мэсон, я весьма мало могу сообщить вам сведений на этот счет, потому что надсмотрщик над плантациями индиго не имеет времени сделаться Жюлем Жераром.

На лице Лоры Мэсон выразилось большое разочарование.

— Стало быть, вы не любите Индию, мистер Дэррелль? — спросила она.

— Я ее ненавидел! — отвечал молодой человек сквозь сжатые зубы.

Ланцелот Дэррелль произнес эти три слова с такой сдержанной силой, что Элинор подняла глаза от работы, удивленная внезапной пылкостью молодого человека.

Он прямо смотрел перед собой своими черными глазами, нахмурив резко очерченные брови, на его бледных и несколько впалых щеках горели красные пятна.

— Почему вы ненавидите Индию? — спросила Лора с неутомим упорством.

— Почему человек ненавидит бедность и унижение, мисс Мэссон? Прекратим этот разговор. Уверяю вас, он не очень для меня приятен.

— Но ваше возвращение домой, — продолжала Лора, нисколько не смутившись его грубым отказом, — вы можете рассказать нам ваши приключения во время вашего обратного путешествия домой.

— У меня не было приключений. Люди, путешествующие духопутно, могут рассказать что-нибудь, может быть, а я приехал самым дешевым и медленным путем.

— На корабле?

— Да.

— Как назывался этот корабль?

— «Индустан».

— Это название легко припомнить. Но, разумеется, у вас были разные удовольствия на корабле, вы играли в вист, давали театральные представления, издавали газету, или журнал и…

— О да, у нас все шло так, как всегда бывает на короблях. Довольно было скучно. Пожалуйста, расскажите мне что-нибудь о Гэзльуде, мисс Мэсон, я гораздо более интересуюсь Беркширом, чем вы можете интерсоваться моей индийской жизнью.

Молодая девушка охотно покорилась его желанию. Она рассказывала Дэрреллю все «новости», какие только могли быть в таком месте, как Гэзльуд. Он слушал очень внимательно все, что мисс Мэсон рассказывала о его дяде, Морисе де-Креспиньи.

— Итак, эти тигрицы, мои тетушки, караулят его по-прежнему, — сказал он, когда Лора закончила. — Дай Бог, чтобы эти фурии обманулись в ожидании. А из семейства Вэн кто-нибудь старался пробраться к старику?

Элинор подняла глаза от своей работы, но очень спокойно, она привыкла слышать свое имя от тех, кто не подозревал ее личности.

— Кажется, нет, — отвечала мисс Мэсон, — старик Вэн умер два или три года тому назад.

— Да, матушка писала мне о его смерти.

— Вы были в Индии, когда это случилось?

— Да.

Лицо Элинор побледнело, а сердце тяжело забилось в груди. Как смели они говорить о ее умершем отце тоном почти дерзкого равнодушия. Единственная страсть ее юной жизни имела над ней и теперь такую же сильную власть, как в то время, когда она на коленях в маленькой комнатке, приподняв сжатые руки к низкому потолку, произносила страшную клятву своими юными устами.