Победа Элинор

— Но если вы не намерены обратиться к мистрис Баннистер, что же вы будете делать, Нелль?

Элинор Вэн с отчаянием покачала головой. Все здание будущего было разрушено отчаянным поступком отца. Простая мечта трудиться для возлюбленного отца исчезла, и Элинор казалось, будто будущее уже не существовало, а было только печальное, отчаянное настоящее — унылое пятно в великой пустыне жизни, граничившее с разверстою могилой.

— Зачем вы меня спрашиваете, что я намерена делать, синьора? — спросила она жалобно, — Что за беда, что бы я ни делала? Никакими моими поступками не возвращу я жизнь моему отцу. Я останусь в Париже, буду зарабатывать пропитание себе, как могу, и буду отыскивать человека, убившего моего отца.

— Элинор! — закричала синьора. — Вы с ума сошли, как вы можете оставаться в Париже, когда в целом городе не знаете ни одной живой души? Скажите ради Бога, как вы будете зарабатывать себе пропитание в этом чужом городе?

— Я могу быть надзирательницей или няней… Какое мне дело, как низко ни упала бы я, если бы только я могла оставаться здесь, где я могу встретить этого человека.

— Милая Элинор ради Бога не обманывайте себя таким образом. Человек, которого вы хотите найти, без сомнения авантюрист. Сегодня он в Париже, завтра в Лондоне, или, может статься, на дороге в Америку, или на другом краю света. Неужели вы надеетесь встретить этого человека, прогуливаясь по парижским улицам?

— Я не знаю.

— Как же вы надеетесь встретить его?

— Я не знаю.

— Но, Элинор, будьте рассудительны. Вам совершенно невозможно оставаться в Париже. Если мистрис Баннистер не предъявляет своих прав на вас, я предъявляю их, как самый старый ваш друг. Милая моя, вы не откажетесь выслушать меня?

— Нет, нет, милая синьора. Если вы думаете, что я не должна оставаться в Париже; я возвращусь в Англию к мисс Беннетт. Они дадут мне пятнадцать фунтов в год, как младшей учительнице. Я могу жить с ними, если не должна оставаться здесь. Мне надо же заработать сколько-нибудь денег, прежде чем я постараюсь найти человека, бывшего причиною смерти моего отца. Как долго придется мне заработать хоть сколько-нибудь порядочную сумму!

Элинор тяжело вздохнула и опять впала в глубокое молчание, из которого пудель напрасно старался вызвать ее разными ласковыми хитростями.

— Стадо быть, это решено, Нелли, моя милая, — весело сказала сеньора — Вы завтра уедете из Парижа с Ричардом и со мной. Вы можете жить с нами, моя милая, пока решите, что предпринять. У нас есть особая комнатка, в которой теперь стоят пустые ящики. Мы приготовим эту комнату для вас, милая моя, так удобно, как только можно.

— Милая, милая синьора! — сказала Элинор, став на колени возле кресла своего друга. — Как вы добры ко мне! Но во время моей болезни, верно, было истрачено много денег: доктору, вы давали мне желе, фрукты, лимонад — откуда брали вы деньги, синьора?

— Вата сестра, мистрис Баннистер, прислала денег в ответ на письмо от Ричарда.

Лицо Элинор вдруг вспыхнуло, и учительница музыки поняла значение этого гневного румянца.

— Ричард не просил денег, моя душечка. Он только написал к вашей сестре, что случилось. Она прислала денег на необходимые издержки. Деньги не все еще издержаны, Нелли, их дастанст на возвратный путь в Англию, и то еще останется. Я записывала все издержки и подам вам счет, если хотите.

Элинор взглянула на свою белую утреннюю блузу.

— Осталось на траурное платье? — спросила она тихим голосом.

— О, осталось, душечка! Я подумала об этом. Я заказала для вас траур. Портниха взяла на фасон одно из ваших платьев, вам не надо беспокоиться об этом.

— Как вы добры ко мне, как вы добры!

Элинор Вэн могла только сказать это. Однако она не вполне понимала, как много обязана она этим людям, несвязанным с нею никакими узами родства, и которые, между тем, несмотря на свои затруднительные обстоятельства, оказали ей услугу во время ее горести. Она не могла еще совершенно на них положиться. Она любила их давно, еще при жизни отца, но теперь, когда он умер, все узы, привязывавшие ее к жизни — любовь, счастье — вдруг разорвались, и она стояла одна, слепо блуждая в густом мраке нового и печального мира, и вдали мелькал один только огонек в конце трудного и темного пути, и эта обманчивая и роковая звезда манила ее вперед к ненависти и мщению.

Богу одному известно, какое возмездие замышляла она в своем детском неведении света. Может быть, она набралась понятиями о жизни из многочисленных романов, прочтенных ею, в которых злодей всегда наказывался в последней г лаве, как бы он пи торжествовал своими беззаконными поступками в двух первых томах.