Победа инженера Корсакова

После танцев Николай вместе с Олегом — так звали белокурого молодого человека — провожали Тамару домой. Беседа их легко перескакивала с предмета на предмет. Между ними быстро установилось нечто вроде соперничества, они соревновались перед Тамарой в остроумии, в знаниях тем упорнее, чем скорее они убеждались в равноценности сил друг друга. Они искали спора и пришли к нему. Началось с того, что Олег рассказал анекдот:

— Что такое: «Он сидит, она стоит, они идут?» Не знаете? «Он» — научный работник, «она» — его научная работа, «они» — деньги.

Девушка рассмеялась. Николай почувствовал себя слегка уязвленным.

— Это не всегда так. Настоящим людям науки свойственно как раз обратное: полное пренебрежение какой бы то ни было личной выгодой.

— Вы правы, — добродушно сказал Олег. — Вот это-то меня и отпугивает от науки. Наука требует жертв. Если хочешь добиться ощутимых результатов, то заранее откажись от всех удовольствий жизни, уйди в монастырь. У нас на производстве за свои восемь часов должен сделать не «что-то», а определенное количество работы, иначе назавтра нарушится весь процесс. Выполнил план — совесть твоя спокойна, перевыполнил — почет тебе и уважение.

— То, о чем вы говорите, это не недостаток науки, а ее преимущество.

— Для энтузиастов? Согласен. И то иногда их можно пожалеть. У меня есть дядя, известный профессор, доктор технических наук. Недавно он говорит: «Мне, Олег, уже шестьдесят лет, а я так и не успел повлюбляться, погулять, попутешествовать, с молодости и по сегодня верчусь в одном кругу — лаборатория, кафедра, книги. Творческий путь прошел большой, а личный — нечего вспомнить. И знаешь — за какой-нибудь весенний вечер в двадцать лет отдал бы все свое нынешнее положение, и доктора, и труды, и кафедру».

— А вы таких фаустовских переживаний не хотите? — усмехнулся Николай.

— Да, не хочу. Я отработал свои восемь часов, а потом хочу отдыхать в свое удовольствие. Для кого пишутся, по-вашему, стихи, музыка? Для кого разбили этот парк? Чорт возьми, ведь мы с вами воевали за такую жизнь, за право пользоваться всем этим!

— Нет, нет. Тут существует какая-то граница. Знаете, как за общим столом. Есть какая-то скромность. Нельзя брать все, что предлагают. Впрочем, главное не в этом. У вашего дяди была минута лирической слабости. У каждого бывают такие минуты. Все же, если бы ему вернуть двадцать лет, он снова бы ушел в науку без оглядки. Я на фронте убедился, что до войны мы жили слишком беззаботно. И наше поколение победителей не имеет права отныне на такую беззаботность. Мы сейчас в расцвете своих сил, и жалко их расходовать на удовольствия для себя. Вот покойный академик Крылов, когда ему хотелось отдохнуть и поразвлечься, написал труд «Об определении орбит комет и планет», а в другой раз «О некоторых диференциальных уравнениях, имеющих применение в технике». Вы представляете себе, какова возможность человеческого ума — отдыхать за диференциальными уравнениями!

— Вы тоже решили отдохнуть… за танцами! — со смехом прервал его Олег.

Николай понял, что попал впросак. Он говорил о себе, каким он был две недели тому назад и каким хотел стать снова. За кого могла принять его Тамара? За рисующегося болтуна. Ее кисть лежала на его ладони. Сквозь прохладную кожу он чувствовал, как выстукивал ее пульс. «Ну что же ты молчишь, ну что же?» Так и не дождавшись его ответа, Тамара сама пришла на выручку:

— Какой вы придира, Олег. Дайте мне повоображать, что Корсаков нарушил свои правила из-за меня.

Николай стал искать встреч с Тамарой. Что влекло его к этой немного взбалмошной, красивой девушке? Может быть, стремление как-то заполнить непривычную душевную пустоту, укрыться от сомнений и раздумий?

Слишком поздно он поймет тщетность своих попыток и когда-нибудь, оглянувшись назад, убедится, что настоящая любовь приходит к тому, кто избирает себе самую беспокойную, трудную, страстную жизнь.

Они оба любили далекие прогулки по набережной Невы, любили добираться до самой гавани, где начинается портовый Ленинград: заваленные бочками, канатами, тюками берега; ажурные стрелы кранов, поскрипывающие сходни; высокие борта пароходов, пахнущие водорослями и смолой; черные бушлаты, якоря, цепи — необычный, незнакомый город, где вспоминались Петр, адмирал Макаров, дальние морские путешествия. Когда в сумерках зажигались фонари, золотые столбы света, взлохмаченные рябью, протягивались в черной воде, подпирая гранитные парапеты набережной.

Рука об руку они бродили до поздней ночи, потрясенные новой, невиданной ими доселе красотой их города.

Тамара была выдумщица, фантазерка и задира. Она не пропускала мимо ни одного мальчишки, чтобы не задеть его или не огорошить каким-нибудь вопросом.

— Ты зачем дерешься с моим братом? — строго спрашивала она, становясь между двумя «сражающимися сторонами». Стороны испуганно смотрели друг на друга, потом на нее. Оставив их разбираться в родственных отношениях, она брала Николая под руку и важно удалялась.