Победа на Шелони

Наибольшие сомнения вызывает численность новгородского ополчения, приводимая со слов самих новгородцев[35].При проведении самой жесткой мобилизации, при самом тяжелом разрубе едва ли можно было выставить в поле сорок тысяч ратников. В Новгороде не могло быть такого количества даже дворов — основной единицы при разрубах[36]. Думается поэтому, что к летописному известию о численности новгородского войска, двинутого на Шелонь, следует отнестись с большой осторожностью. По всей вероятности, оно было большим, даже очень большим в глазах современников и участников событий, но величины, приведенной летописцем, достигнуть не могло, даже если считать, что в состав 40 тысяч входили не только войска, двинутые на Шелонь, но и пешие рати, отправленные ранее через Ильмень. Чем не менее большое количественное превосходство новгородской рати над великокняжескими войсками на берегах Шелони вполне вероятно[37].

«Воеводы же великого князя, аще и в малеотчета, глаголють бо бывшей тамо, яко с пять тысячь их толко бъ, но видевше многое воиньство их и положне упование на Господа Бога и Пречистую Матерь Его, и на правду своего государя великого князя, поидоша напрасно противу их, яко лвы рыкающе…»

В отличие от приведенной численности новгородской рати численность великокняжеских войск в общем более правдоподобна, хотя тоже отражает высокую степень мобилизационного напряжения.

Если исходить из широко известных более поздних норм /291/ мобилпзации («со ста четвертей человек на коне в доспехе в полном»), то 5 тысяч всадников соответствовало 500 тыс. четвертей земли «в поле, а в дву потому ж». Писцовые книги конца XV — первой половины XVI в. приводят к выводу, что на одно полноценное крестьянское хозяйство приходилось в среднем 10 четвертей в поле. т. е. для мобилизации 5 тыс. всадников требовалось 50 тыс. крестьянских дворов. А ведь в рати князя Холмского и Федора Хромого едва ли могло быть много более трети всех войск, двинутых на Новгород — по Мете с востока шла рать князя Стриги, великий князь со своим полком стоял в Коломне. Принимая это во внимание (и даже считая, что первый эшелон был наиболее многочисленным), можно предположить, что всего против Новгорода в июне 1471 г. могло быть выставлено не менее 12 тысяч воинов служилого ополчения.

Итак, по словам московского летописца, всадники князя Холмского и Федора Хромого «поидоша… яко лвы рыкающе чрес реку ону великую, ея же сами Новогородци глаголють никогда тамо броду имуще, и спи не пытающе броду вен щйли и здрави препдоша ея. Видевше же се Новогородци устрашишася зело, възмутишася и восколебашеся, яко пьапы, а си пришед на них начата преже стреляти их, и возмутилася копи их под ними и начаша с себя бити их, и тако въекоре побегоша…»

Красочность изложения не носит характер документальности. Вероятно, это запись рассказа (или рассказов) участников боя. Можно отметить несколько важных и достаточно правдоподобных реалий:

— быстрая переправка москвичей через реку была неожиданной для новгородцев, не знавших о наличии брода. Можно думать, что москвичи ударили на новгородцев, врасплох;

— перейдя реку, великокняжеские войска не бросились сразу в атаку, а осыпали новгородцев стрелами, стараясь поразить их коней. Это вызвало полное расстройство новгородской рати, обратившейся в бегство.

Это заставляет вспомнить картину боя под Русой зимой 1456 г. в изображении той же летописи. «Вой же великого князя видевше крэпкия доспихи на Новогородцех, и начаша стрелами бита по конех их. Кони же ихъ, яко възбесивша и начаша метатися под ними, с себе збивати их. Они же, не знающи того боа, яко омрътв, и рукы им ослабиша, копии же имяху боя га и не можаху и възпиматиих тако. яко же есть обычен ратным, но на землю испускающе их а конем бьющимся под ними, и тако валяхуся под кони свои, не могуще здержати их… и тако въскоре побегошаю»[38].