Победа над бездной

Два сознания, – «до» и «после», неумолимо расходились по разным направлениям, превращая личность в мираж из пары призрачных теней. Упорный и кропотливый труд Игоря, стремящегося связать разорванные части единого существа, делали его дни и ночи сплошной изматывающей пыткой…

Благодаря чрезвычайному упрямству и беспрерывной работе Сгорину все же удавалось продвигаться вперед, хотя процесс происходил мучительно медленно. К «уходам» и «провалам», набиравшим силу и пытающимся намертво закрепиться в его памяти, присоединились «откаты назад», которые стали для Игоря вестниками поражения.

Именно размывание, а порою уничтожение результатов его неистовой борьбы за самосознание, было наиболее опасным, так как заставляло сомневаться в победе.

Сгорин отдавал себе отчет в том, что начался самый трудный поединок в его жизни, – битва, в которой не будет пленных.

Практически все, кто имел допуск к этой теме, старались ему помочь. Надолго без внимания он не оставался даже дома. Такое отношение давало крепкую поддержку; Игорь иногда шутил по этому поводу, что всем им круто повезло с подшефным.

В многочисленных кабинетах он вынужден был появляться с навязчивостью вечно больного. Всевозможные -граммы, срезы, снимки, капельницы, процедуры, анализы, исследования вносили в его жизнь определенное разнообразие.

За это время он научился терпеливо описывать свое состояние во всех нужных подробностях.

Положительная динамика, конечно, вдохновляла, но главная проблема оставалась нерешенной.

Преграда, не позволяющая Игорю осознать себя целостной личностью, была диагностирована как вторжение извне. Над мозгом офицера потрудились профессионалы, и агрессивное вмешательство в его функции не могло пройти без последствий: сознание продолжало оставаться блокированным.

Усилия, прилагаемые Сгориным для превращения разрозненных эпизодов в собственную память, эксперты описывали как «выходящие за пределы доказанных человеческих возможностей».

Благодаря определенным успехам у Игоря случались и светлые дни, когда амнезия и неадекватность отступали, и он буквально оживал и даже непостижимым образом молодел.

Константин, «ученик Наталии Ивановны», как он с гордостью себя называл, возился с Игорем, как с ребенком. Во время долгих прогулок Костя увлеченно читал целые лекции, находил примеры, давал разные советы. Все это было интересно, а нередко и очень полезно.

Но Сгорин не рассчитывал на бескорыстие новых друзей, понимая, что является предметом научного анализа. И хотя он не особо возражал против такой роли, осознавая всю важность исследований, положение усугублялось нехваткой прорывов.

Именно дефицит серьезных успехов раздражал и подрывал веру в победу.

Глава 26. Темноты нет, есть недостаток света

Игорю часто стал сниться Алексей, вероятно, потому, что в столь сложных обстоятельствах он остро нуждался в вере человека, пожертвовавшего ради него жизнью.

Сгорин знал, что обязан победить хотя бы потому, что живет за себя и за Лёху. Гибель друга никогда не воспринималась им, как факт, к которому с годами можно привыкнуть. Боль притупилась, но ни на одно мгновение не оставляла его, напоминая о себе даже ночью, в тяжелых и мучительных снах.

… Алексей стоял на раскисшей от дождей и гусениц грунтовке, весь в грязи, но лицо было чистым и невероятно спокойным.

Сумерки с катастрофической скоростью превращались в непроглядную темень.

Игорь бежал к нему со всех ног, пытаясь докричаться, что надо уходить, и, не успевая добежать, замахал рукой в сторону:

– Беги! Уходи, Лёха!

Но тот и не думал:

– Я тебя не оставлю, одному отсюда не выбраться.

Кромешная мгла мгновенно обступила Сгорина и он заорал, срывая связки:

– Я ничего не вижу!

И вдруг услышал спокойный голос Алексея:

– Игорь, открой глаза! Вокруг тебя целый мир и много света.

– Где? Меня окружает тьма!

– Самой темноты нет, ее не бывает. Это просто нехватка света. Черное солнце не может светить, и черные лампы не горят.

– Но как мне пробиться через этот проклятый мрак?

– Ты слишком любишь себя, оставшегося в прошлой жизни, здорового и сильного, и боишься принять изменившийся мир. Ты стал другим, Игорь, и начал жалеть себя.

– Я? – Сгорин захрипел от неожиданности.

– Да. Опасаешься неудачи, а сам уже страдаешь от нее, потому что проиграл.

– Нет, я не думал…

– Игорь, ты застрял в тревожном коридоре и не можешь двигаться вперед, потому что боишься промахнуться. Как собираешься складывать себя из пазлов и как поймешь, кто ты, если будешь стоять на месте?

– Лёха, я запутался.

– Вспомни, как нас учили презирать страх провала! Он не должен быть твоим хозяином. Тревожный коридор всегда узкий, – Алексей подал другу руку, – выходи!

Игорь попытался дотянуться, но тот неожиданно стал отдаляться…

– Лё-ёха! – Сгорин вскочил в постели с надрывным хрипом на устах. В голове нещадно стучали молотки и бешено колотилось сердце. – Я понял, Лёха, я все понял!

Глава 27. Живу ли я?

Глухое отчаяние после развода с Соней сменилось апатией, которая затем превратилась в озлобленность на самого себя: