Победа над разумом (СИ)

Начал накрапывать колючий холодный дождь. Маэддок сбавил темп бега и поспешил забиться под раскидистое дерево, стараясь, чтобы капли не попадали на кожу. В деревне ходило поверье, что Лес может сделать дождевую воду ядовитой. Так ли это, с полной уверенностью сказать не мог никто, однако Маэддок не хотел зря рисковать.

Наблюдая, как капли тягуче стекают с широких листьев его укрытия, юноша привалился к бугристому стволу и вновь погрузился в размышления.

***

Иногда Маэддоку приходило в голову, что все без исключения семена малахьи давали побеги с красными листьями, а то, что с синими, попалось случайно, и нет в этом никакой воли Леса.

Может быть, нет тогда и Леса? Может быть, есть просто скопище деревьев, меж которых рыскают дикие звери, а всё остальное — выдумка стариков, давным-давно выживших из ума. Запуганные до смерти люди никуда не уйдут из деревни. Запуганными до смерти людьми куда проще руководить…

…Такие мысли нечасто посещали темноволосую голову юноши, однако каждый раз, подумав о столь кощунственных вещах, он суеверно осенял себя священным знамением Ваола — кругом, сотворённым двумя сложенными пальцами правой руки, и истово кланялся Лесу, прося прощения за столь крамольные идеи.

Лес безмолвствовал.

А затем в жизнь Маэддока пришла беда.

Кайла, младшая дочь первого советника Старейшины Нигги, золотоволосая красавица, никогда не обращала внимания на парня. В самом деле, что общего может быть у сына простого кожевенника и столь знатной девушки, носившей в ушах серьги, сработанные из перламутровых раковин белых улиток — редчайших созданий, живущих в самом сердце Гиблой трясины. Такие серьги стоили десяти быков, но советник не жалел ничего для красавицы-дочери.

Которая, к тому же, приходилась пра-пра-правнучкой самой Старейшине Нигге.

Кайла была завиднейшей невестой в клане Волка, однако к хижине советника не спешили женихи. Золотоволосый ребенок рождался в деревне раз в десять лет, и ему была уготована своя, особая судьба. Её определяла колдунья Эпола — сестра-близнец Старейшины Эпохи, такая же высохшая и сгорбленная старуха. Разнила сестер лишь хромая нога — Эпола припадала на левую, а Эпоха — на правую. Рассказывали, что сестры родились, намертво сросшись друг с другом бедрами, и мать разделила их при помощи топора.

Когда Кайле миновало шестнадцать, в первые дни осени, дождавшись, когда косяки диких гусей потянутся прочь по неласковому хмурому небу, Эпола кинула лягушачьи кости в глиняную ступу. Она долго толкла их, монотонно раскачиваясь на месте, периодически плюя в получившееся месиво и бормоча колдовские заклинания; всё это время девушка смиренно сидела рядом, кротко сложив руки на коленях и опустив голову. Вокруг хижины колдуньи толпился народ.

Наконец Эпола, выйдя из транса, вышла к людям и громогласно объявила: Боги открыли ей судьбу Кайлы. Девушке предстояло стать женой Ольхарда — Бога луны, и ткать для него звездное покрывало. Для того, чтобы сыграть свадьбу с Ольхардом, Кайле следовало взойти на костёр из берёзовых поленьев — берёза была священным деревом Бога. Как только её тело исчезнет в огне, дух отправится в Лунный дворец навстречу вечному счастью с новоиспечённым супругом. Обряд сожжения, по словам старухи, следовало совершить в ближайшее новолуние, то есть, через три дня, а при ослушании клан ждал гнев и суровое проклятье Бога.

Кайла выслушала весть об уготованной ей участи с лёгкой улыбкой на устах, а затем объявила притихшим соклановцам, что рада столь почётной судьбе и непременно проследит из Лунного дворца, чтобы у клана всегда был отличный урожай, плодовитый скот и богатый улов.

Народ возликовал.

А той же ночью Кайла пришла к Маэддоку. В тот злополучный миг его мать и сестры отлучились к тётке, и юноша коротал время один, наигрывая нехитрую мелодию на самодельной флейте.

«Я не хочу становиться женой Ольхарда, — сказала ему Кайла, опускаясь рядом с ошарашенным парнем на колени. — Я слишком молода и хочу жить здесь, а не в Лунном дворце, в который и не слишком-то верю».

Маэддок тут же сотворил знак Ваола, услышав такое кощунство.

«Ты не будешь знать горестей и печалей, — попытался он образумить дурочку. — К тому же, Бог даст тебе вечную жизнь и столько перламутровых раковин, сколько ты захочешь».

Кайла упрямо покачала головой:

«Я не хочу ни перламутровых раковин, ни вечной жизни, Маэддок», — сказала она. — Если я буду жить вечно, а мои родные умрут, разве смогу я обменять их жизни на эти раковины? Я хочу лишь остаться здесь. Помоги мне!»

В ответ на немой вопрос юноши она торопливо добавила:

«Ольхарду нужна нетронутая жена. Если же я взойду на костер не девой, он отвергнет меня, и пламя погаснет, а я останусь в клане».

Маэддок с ужасом глядел на неё. В клане Волка не было строгих требований к соблюдению девственности перед свадьбой, однако воля Бога — дело совершенно другое, и задумка Кайлы была чревата нешуточными бедами для всего народа Волка.