Победа Сердца

Первое, что ей пришло в голову – это то, что на самом-то деле всё, ею пережитое ранее, было не более чем иллюзией, странной калейдоскопической картинкой, что сложилась в ее воспаленном мозгу тем странным шлемом, что дал ей император ее собственной страны. Думая о встрече с шаманом, о котором она читала еще будучи молоденькой студенткой журфака, размышляя о том, как ей в открытую показали целый ангар трупов те же самые люди, которые, как она думала, помогут ей спасти жителей деревни, и, после фактического признания этого международного преступления, преступления против своих же граждан, против самой человечности… Виктория лишь криво усмехнулась, а затем, не в силах более сдерживаться, рассмеялась. Девушка не сдерживалась и, находясь в невесомости, одновременно с заглушающим свистом порывов ветра, что бросали ее из стороны в сторону, Виктория громко смеялась, да так, что дух захватывало. Во время этой уже ставшей по-настоящему душераздирающей истерики ее эмоции менялись на совершенно противоположные: от совершенно искренней радости от ощущения полета и осознания себя здесь и сейчас – до душераздирающего чувства несправедливости и гнева, который буквально прожигал ее тело изнутри, заставляя грудную клетку превращаться в духовку, которая медленно, но верно нагревалась, готовая взорваться изнутри в любое мгновение.

Она думала о своем ненаглядном Кайле и о той боли, что он сам, о том даже не подозревая, ей приносил, одновременно она думала и о Уильяме, из-за которого, по сути, ей пришлось в итоге переключиться на доступного Кайла, и о своем малодушии, о том, как она побоялась остаться на какое-то время одна, думая, что лучше уже не будет. Виктория злилась на саму себя, на свои личностные неудачи, в то же время прекрасно отдавая себе отчет в том, насколько ее собственные переживания в ее маленьком мирке, на самом деле, были ничтожны по сравнению с трагической судьбой целого острова, куда она волею судеб была направлена рукой судьбы или, иными словами, своей редакцией. Самое поразительное здесь было то, что, несмотря на это сравнение, которое, на первый взгляд, полностью показывало несостоятельность ее собственных претензий к жизни, по сути, на самом-то деле, являлось тем же, но немного иным по содержанию.

– Тут стоит пояснить… – думала про себя Виктория, пытаясь не разорваться от напряжения, которое испытывал ее перегруженный информацией мозг, пытающийся разложить на кирпичики ту титаническую конструкцию мира, что своим весом давила прямо на череп хрупкой девушки.

Так выходило, что боль от измен и та черствость, что развилась в ней, были вполне сопоставимы с геноцидом собственного народа, как бы безумно это ни звучало. Микромир и макромир тут в перспективе конкретного наблюдателя были на самом деле равноценны и, если бы внезапно проблема на острове разрешилась сама собой – мертвецы воскресли, а их родственники и соплеменники бы зажили вместе с ними в мире и процветании, а их правители стали бы самыми прогрессивными и просвещенными на свете людьми, и даже Кайл бы ко всему прочему был самым верным партнером, – вместе с тем, чтобы Виктория испытывала к нему те же самые чувства, что, как пламя, разжигались в ней только по отношению ко своей первой настоящей любви – Уильяму, и не было бы никаких измен, и никаких сомнений в правильности всего того, что она сама делала и чувствовала, – даже тогда Виктория наверняка нашла бы величайшую трагедию, например, в том, что количество пылинок, опустившихся ей на лицо поутру, было четным вместо нечетного. Проверить в лабораторных условиях подобную гипотезу девушка не могла, но думать так – было небольшим облегчением, будто бы сбрасыванием ответственности с себя и всех вокруг, пытаясь объяснить всё каким-то единым принципом несовершенства мира, в котором и крылись все проблемы человечества, в общем, и юной журналистки, в частности.

Эта только на первый взгляд надежная, но на самом деле, достаточно хрупкая конструкция продержалась совсем недолго и надломилась вновь, ударив в нос трупным запахом некогда деятельных жителей лилового трайба. Правда выжигала изнутри глаза Виктории, которые она не хотела открывать, и заключалась она в том, что измены были вполне оправданы ее собственным отношением, которое, как она ни старалась, не могла в полной мере дать в том объеме, в каком наверняка ожидал от нее Кайл.

Так что ожидать в то же самое время чего-то сверхъестественного от того же Уильяма, или Кайла, или от правительства ее собственной страны, что проводило политику невмешательства в дела соседнего острова, а, в частности, Вождя этой земли, который, благодаря им же, и пришел к власти, и из-за которого человеческая жизнь не просто ни во что не ставилась, но, как будто бы являлась каким-то особенно раздражающим фактором, который стоило бы изничтожить любым доступным способом, оправдывая это совершенно нелепыми причинами, а то и вовсе обходясь без них.