Победа Сердца

132. В странном состоянии слияния с чем-то совершенно необъяснимым Виктория плыла в пространстве, которое она никак не могла охарактеризовать, оно представляло из себя геометрически-выверенную переливающуюся голограмму, частью которой была и она сама, что постоянно меняла форму вместе с окружающей обстановкой – то превращаясь в молодого человека в осеннем парке, то из него же обратно вырождаясь, причем совершенно естественным образом, в охотящегося хищника, чье внимание очень плавно перетекало в разум жертвы, что бежала прочь от охотника. Убежать она всё же не успевала, так как теряла всякую опору под ногами, и, проваливаясь под землю в засасывающие глубины трясины, тут же из панического состояния утопленника попадала в открытое небесное пространство, несясь посреди своих собственных воспоминаний. Память смешивалась с чужими образами и фантазиями, что, впрочем, всё вместе превращалось не просто в сон наяву, а в совершенно уникальный способ восприятия мира, в котором все события, какими бы фантастическими они ни казались, могли происходить по той простой причине, что не было ничего, что мешало бы их проявлению. Тем не менее, вся эта калейдоскопическая картинка, за которой, в свою очередь, также скрывались тысячи иных, наслаивающихся друг на друга уровней, всё же была единым и неделимым видением, совершенно мистическим по своей природе, и, как бы это ни казалось Виктории невероятным, даже жутковатым, – гораздо более реальным, чем всё, что она знала до этого. Несмотря на то, что она иной раз ненавидела свою жизнь, и то, что в ней происходило, особенно, если брать во внимание недавние события во время командировки, Виктория, тем не менее, всем своим существом устремилась в своем путешествии к островку ее привычной реальности, поскольку та ширма, что она называла своей жизнью, насколько бы уродливой ни казалась, являлась чем-то безусловно безопасным и уютным, где даже вооруженные головорезы острова Утконоса были не убийцами и насильниками, но верными стражами ее строго детерминированной картины мира. Какова же была ее радость, когда джунгли геометрических узоров расступились, дабы перед Викторией вновь проявился светящийся по периметру черный силуэт шамана, который наверняка знал заранее, что его спутница сможет выбраться из этого туннеля реальности! Она со всех ног бросилась к нему и, вцепившись в подол его одежды, не смогла даже произнести слова, боясь даже самих слов, которые, подобно демонам, вырвались бы из ее рта и сожрали ее целиком. Нет, вместо этого она умоляюще уставилась на сошедшего со страниц новостных газет ее юности испещренное морщинами лицо старца, который протянул ей светящийся плод, который она, не задумываясь, схватила и начала жадно поглощать, сначала надеясь, что это и было противоядие, которое каким-то волшебным образом помогло бы вернуть ей рассудок, однако, вместо этого девушка ощутила, а точнее вспомнила жуткую вибрацию пронзительного свиста в голове, который стрелой пролетел сквозь ее мозг из одного уха в другое, оставив ее в безумном видении, где она увидела себя как будто бы со стороны, жадно поглощающей запретный плод, который и свел ее с ума, и где она, в попытках выйти из этого состояния, вновь снова и снова тянулась в нему. Эта пытка повторялась до бесконечности, и не было конца этому видению, ведь то, к чему она так стремилась, к освобождению, к лекарству от себя собой, и было одновременно и началом, и концом всего ее мира.

133. – И каким бы образом ты решил бы эту задачку? – улыбнувшись, спросила монаха девушка.

– Что ты имеешь ввиду?

– Ну, историю с утконосом, ведь на нее имеется вполне недвусмысленный ответ, ведь так?

Послушник, всё также продолжая недвижимо сидеть, концентрируясь на образах, что возникали в его уме, спокойно ответил: «А на нее и нет никакого ответа».

– Как это – нет? – весело и даже несколько удивленно переспросила девушка, – но ведь каким-то образом эта неразрешимая задачка всё же помогла раскачать твое сознание, ведь простая визуализация диковинных тварей в твоей голове вряд ли вообще способна хоть как-то сдвинуть в какую-либо сторону фокус твоего внимания.

Слушая голос своей подруги, который сейчас как будто бы доносился откуда-то издалека и, казалось, полностью состоял из каких-то шипящих помех, что накладывались друг на друга, послушник изнутри вибрировал вместе с рисунками, что вспыхивали под закрытыми веками наблюдателя, который находился сейчас в состоянии между двумя и более мирами, рамки между которыми размывались, а потому и самому путешественнику приходилось становиться подвижным, одновременно разрастаясь, чтобы можно было вместить в себя все эти истории, и вместе с тем – становясь настолько маленьким и неуловимым, что он напрочь пропадал из поля зрения всех существ и феноменов любых вселенных.