Победа ускользает

- Я шла с напарником, но мы расстались... В общем, чемпионат идет среди пар или индивидуалов. Мы шли парой. Все участники должны были для прохождения земного этапа выбрать себе точки входа, не ближе, чем за тысячу двести миль... ну, две тысячи километров от контрольной точки выхода на следующий этап. Причем чем дальше, тем больше дополнительных очков. Мы решили не очень напрягаться, потому что у нас было много очков с первого этапа. По карте выбрали центр полуострова для посадки, взяли с орбиты челнок до космодрома в Ак-Меcджиде, но там были какие-то проблемы на космодроме, и нас посадили на площадке в Кефе. Предлагали всех бесплатно отправить аэробусом до Ак-Меcджида, но по правилам нам после посадки на точке входа можно пользоваться только наземными или водными средствами. За день мы доехали только досюда. Сегодня вечером мы решили расстаться. Напарник, наверное, сошел с маршрута, но я решила продолжать движение.

Молча слушавший ее сержант чуть заметно кивнул и что-то сказал по-ханьски. Второй полицейский убрал оружие.

- Куда сейчас направляетесь? -- спросил сержант.

- Хотела к середине ночи добраться до биостанции на той стороне мыса, -- объяснила Джессли, показывая рукой на горы.

Сержант покачал головой.

- Сейчас нельзя. Да вы, наверное, не в курсе. У вас путеводитель какого года?

- Тридцать пятого.

- А, тогда все ясно, -- сказал сержант. -- Вы уже на территории заповедника. Отсюда до биостанции -- территория локального заповедника Черная Гора. В тридцать пятом прежняя администрация еще разрешала движение по дороге на биостанцию в любое время, но с тех пор многое изменилось. Десять лет ведь прошло, сударыня! У нас тут переселенцы из Фарса, вся территория от Кефе до заповедника и к северу до Кучук-Керима отошла переселенцам после катастрофы Большого Ширазского Синтезатора.

Джессли только головой покачала: она понятия не имела не только о Большом Ширазском Синтезаторе и его катастрофе, но и о том, где это -- Фарс.

Второй полицейский, так и не проронивший ни слова, повернулся и полез в глайдер. Сержант Хо помедлил.

- Вообще говоря, я обязан заставить вас вернуться к границе заповедника: передвижение по территории заповедника после заката и до восхода не разрешается даже по дороге. Через два километра дорога кончается, и начинается пешеходная горная тропа, которую можно проходить только днем -- ночью вы можете не увидеть вешек и соскользнуть вправо, в долину, или -- еще хуже -- влево, к морю, а мало вам там не покажется -- там высоты до четырехсот метров. Вы могли бы пойти по автомобильной дороге, но для этого надо было сворачивать вправо еще километра полтора назад, и там не семь километров, а все семнадцать -- так вы и до завтра не дойдете. Но раз уж вы такая смелая и вообще хайкер... Мой вам совет -- заночуйте у дороги. Ночь будет не холодная, а до утра все равно лучше не двигаться.

- Спасибо, господин сержант, -- сказала Джессли вдогонку.

- Не за что, -- отозвался полицейский уже из машины, глайдер загудел, засвистел, поднялся и улетел дальше вдоль дороги.

Делать было нечего. Джессли сошла с дороги, нашла повыше в камнях уютную ложбинку, закрытую от ветра с гор густыми зарослями каких-то кустов, и стала устраиваться. Над морем, невидимым за зарослями, всходила луна. Далеко позади светились огоньки в поселке, и равномерно мерцал в просвете дальних холмов маяк в Кефе, в тридцати километрах отсюда.

Джессли раскатала на более или менее ровном месте термоизолирующую подстилку, вынула из рюкзака полуторакилограммовый контейнер со спальным мешком и с усилием отжала западающую с прошлогоднего ночлега в снегу защелку воздухозабора. Раздался знакомый свист, похожий на всхлипывание, нижняя крышка контейнера откинулась, и мешок стремительно пополз в длину и в ширину, всасывая воздух во все километры своих тончайших внутренних капилляров. Через полторы минуты мешок надулся вполне удовлетворительно, и Джессли защелкнула воздухозабор.