Победа Великой армии

Соборная площадь была пустынна. Сразу за ней несли дозор польские уланы.

Франсуа Бейль изучил плакаты, прибитые к церковным дверям, и не понял ни слова. Он силился различить буквы кириллического алфавита, но помнил всего шесть-семь из них: перевернутую «N», которая означала «и»; букву, похожую на греческую «λ» и означавшую «Л», и повернутую в обратную сторону «R», которая произносилась как «я».

Итак, он один в огромном городе, покинутом его обитателями, чьих языка и письменности он не понимает. Бейль спешно разыскал своих спутников и пустил лошадь галопом прочь из Кремля.

Дворец, отведенный ему императорской интендантской службой, располагался в нескольких сотнях метров к северо-востоку от Красной площади. Это было большое здание, незадолго до того возведенное итальянским архитектором, который запечатлел свое имя на фасаде. Языки пожара лизнули дворец, но как будто не причинили ему большого вреда. От здания к улице вела лестница с крышей, которую поддерживали четыре колонны. Солдат стоял на часах в сооруженной из досок хибаре.

Наверху лестницы распахнулась дверь, и показался ординарец Бейля Лоррен, его широкое лицо озарила улыбка.

— Позови конюха Бонжана, пусть займется моей лошадью! — бросил ему Бейль, соскочив на землю, и поднялся по лестнице, звеня шпорами о каменные ступени.

В передней он сел снять сапоги. Они плотно охватывали ноги, поэтому подошёдший Лоррен зажал ногу генерала между своими и принялся легкими рывками стаскивать сапог.

Бейль ухватился за подлокотники кресла, чтобы не съехать на пол.

В доме раздавался необычный шум, которого он не слышал долгое время: смешки, французские междометия, звон стаканов о бутылки — веселые и громкие. Это показалось ему чудом: словно он перенесся во Францию, в офицерскую столовую в Монтобане или Сомюре.

Когда он радостно распахнул дверь столовой, то увидел перед собой офицеров своей маленькой армии, которых ранее пригласил на ужин. Они сидели на подвернувшихся под руку ящиках и стульях, расставив ноги и расстегнув жилеты. Каждый держал в руке стакан, на сундуке стояли в ряд пустые бутылки. Едва завидев входящего генерала, они вскочили на ноги и встали по стойке смирно.

— Добрый вечер, господа, — произнес Бейль и с упреком обратился к ординарцу: — Лоррен, я просил занять этих господ на время ожидания. Но я не говорил, что их нужно напоить! Откуда все эти бутылки?

— Из погреба, мой генерал, из погреба графа Шлыкова, если я правильно помню его фамилию. Там еще много осталось! Когда граф Шлыков поспешно покидал город, он распорядился сгрузить в повозки все, что было перед домом, но оставил без внимания то, что за ним, на противоположной стороне двора, где кладовые ломились от провизии.

— И откуда ты почерпнул эти сведения?

— От кухарки, мой генерал!

— Так здесь еще и кухарка есть?

— Да, она француженка, из Лотарингии, как и я. Это она приготовила сегодня ужин. Только она просит, чтобы мы взяли ее с собой.

— Как ее зовут?

— Мари-Тереза. Больше мне ничего не известно.

Офицеры привели свой внешний вид в порядок, застегнули воротники и жилеты. С покрасневшими от выпитого глазами они ожидали распоряжений.

— Садитесь, господа, — сказал им генерал Бейль. — Потрудитесь разыскать стулья. Полковник Арриги сядет напротив меня, остальные — где пожелают. Мы начнем с ужина, а потом обсудим наши планы. Лоррен, налейте мне выпить! Я хочу пить, и мне нужно наверстать упущенное! И откройте окно, здесь душно!

Когда ставни распахнули, в комнату ворвался ветерок, свежий, хотя над домами виднелись отсветы распространявшихся пожаров.

Франсуа Бейля это не волновало. Мысленно он был во Франции. Все его товарищи молоды и беззаботны, как и он сам, красивый дом, где они сидят, вполне мог бы находиться где-нибудь в Авиньоне, а московский пожар — всего лишь костер в лесу!

— Можешь подавать, — сказал он ординарцу. — А мы с вами, господа, давайте будем обращаться друг к другу на «ты», поскольку нам предстоит принять совместное участие в одном забавном приключении.

Вошла кухарка Мари-Тереза и поставила на стол нечто вроде яичного пирога. На вид ей было около двадцати пяти лет, светлые волосы были заплетены в косы и уложены поверх ушей, на русский манер. Ее тонкая талия, округлость бедер, угадывавшаяся под серым сукном длинной юбки, будили желание в мужчинах, давно лишенных женского общества.