Победа Великой армии

— Нам необходимо заблаговременно получить сведения о перемещениях русских войск. Попробуйте выслать ваших кавалеристов на разведку как можно дальше по равнине, только будьте осторожны! Мы не можем себе позволить потерять много людей накануне неизбежной битвы. Даю вам два дня на сбор информации. Завтра вечером соберемся вновь, сделаем окончательный выбор относительно размещения наших сил. Благодарю вас, господа!

Офицеры встали, отодвинув каблуками табуреты, отдали честь генералу и гуськом вышли из комнаты на площадь, где стояли их лошади.

Когда Франсуа Бейль, в свою очередь, вышел из здания, то увидел, что главная площадь по-прежнему выглядит яркой и праздничной, несмотря на протянувшиеся наискосок тени. «Удивительно, — подумал он, — достаточно одного луча солнца, и город, лежащий в руинах, разграбленный и разрушенный, уже кажется совершенно нормальным». Бейль вставил кожаный сапог в стремя Вольты, которую конюх держал под уздцы, легко вскочил в седло, и тут заметил перед собой купол церкви Спаса Нерукотворного Образа, где хранилась знаменитая чудотворная икона Богородицы, почитаемая в России. «Сегодня суббота, — вспомнил он, — завтра воскресенье. Русские фанатично религиозны, так что утренняя служба завтра должна быть праздником для этих несчастных людей в лохмотьях. Схожу-ка я на эту службу».

Он пустил лошадь рысью и по дороге до дворца Калиницкого, вспоминал, как по утрам в воскресенье отправлялся на мессу в Бийом, в кабриолете, которым управляла его мать. Он сидел между матерью и улыбающейся сестренкой Анжеликой, держа сестру за талию, чтобы не упала со скамейки. А она игриво чмокала его в шею, давая понять, как ей приятно ощущать на талии тяжесть его руки.

* * *

Когда в воскресенье, 11 октября, Франсуа Бейль в сопровождении лейтенанта Вильнёва прибыл в церковь Спаса Нерукотворного Образа, увиденное поразило его. Здание было разрушено почти полностью, правая часть сильно обгорела. Крыша еле держалась, но покрывала вертикальную стену иконостаса, за которой священник совершал службу. Иконы, в том числе и чудотворная, унесенная русскими войсками во время отступления, были выдраны из рам, но кто-то умелой рукой нарисовал на обгоревшем дереве их расположение. Центральный неф заполняли тесно сгрудившиеся люди, которые шептали молитвы, перебирая руками четки. Бейль попытался пробраться сквозь толпу, заметив перед рядами стоявших верующих несколько скамеек. Прокладывая себе дорогу, он ощущал немое сопротивление закутанных в шерстяные шали женщин, которые отказывались подвинуться, и мужчин, одетых в синие кафтаны из грубого сукна и бросавших злобные взгляды на его униформу. Пустив в ход локти, он добрался до третьего ряда скамей, где и пристроился с краю. Перед собой, через открытый просвет в иконостасе, он видел литургические действия священника, или, скорее, священников, потому что на псалмы слышались громкие ответы густым баритоном. В конце пения все сидевшие на скамьях поднялись, чтобы получить благословение. Франсуа Бейль осмотрелся. Поглощенные псалмами мужчины и женщины вокруг него были небольшого роста. Только в первом ряду одна женщина возвышалась над всеми своими соседями чуть ли не на голову. Ее светлые локоны, ниспадавшие каскадом по спине, покрывала белая кружевная мантилья. Вытянув шею, Бейль разглядел, что она держит за руку маленькую, но изысканно одетую девочку. «Кто же они? — подумал он. — Что здесь делают?»

Когда служба подошла к концу, молодая женщина повернулась к соседке слева, желая шепнуть ей несколько слов на ухо, и Франсуа Бейль получил ответы на свои вопросы. Она была чрезвычайно похожа на даму в синем платье на портрете в гостиной дворца Калиницкого. Теперь он не сомневался, что это ее дочь. Толпа начала рассасываться, и взгляды их встретились. Женщина, казалось, на мгновение удивилась при виде генеральской формы, зеленый мундир и позолоченные эполеты так выделялись на фоне сероватой массы, еще заполнявшей церковь. Франсуа медленно подошел к выходу, точнее, к проему между двумя столбами без всякого перекрытия.

Очутившись на крыльце, он обнаружил, что все присутствующие встали полукругом — мужчины впереди, женщины позади — и наблюдают, как он выходит из церкви. Глаза с хмурых лиц впивались в него ненавидящими взглядами. Стояла поразительная тишина. «Достаточно одного крика, одного резкого жеста, — подумал Бейль, — и все эти славные люди кинутся и растерзают меня». Ему нечем было защищаться, потому что он оставил саблю пристегнутой к седлу, так же как и Вильнёв. В любом случае, под рукой у толпы хватало камней и булыжников, чтобы забросать и просто похоронить под ними Французов.

Бейль медленно пошел к своей лошади, которую конюх Бонжан держал под уздцы в дальней точке образованного людьми полукруга.