Сапог застрял между камнями, и ему показалось, что по толпе пронесся удовлетворенный гул. Он ждал ударов, но ничего не происходило. Он двинулся дальше, аккуратно огибая препятствия, и заметил впереди молодую женщину, держащую за руку маленькую девочку. На ней было черное длинное манто с жемчужно-серым меховым воротником и элегантные черные кожаные ботиночки.
Он подошел к ней и произнес:
— Разрешите представиться, мадам. Меня зовут генерал Бейль, командующий дивизией французской армии, разместившейся в Смоленске.
— Вы крайне неосторожны, мсье, — ответила женщина по-французски без малейшего акцента, голосом приятного серебристого тембра. — Все эти люди только ищут предлога, чтобы убить вас. Что касается меня, то я — графиня Кристина Калиницкая, и, полагаю, вы живете у меня дома.
Пока она говорила, он продолжал идти вперед и теперь уже оказался рядом со своей лошадью, по чьей блестящей шкуре уже пробегала дрожь нетерпения.
— У вас прекрасная лошадь, — сказала графиня, следовавшая за генералом. — Моей дочери она очень понравилась. У нее был небольшой пони в нашем поместье, в пятидесяти километрах отсюда, но он пропал вместе со всем остальным имуществом, когда крестьяне подожгли постройки и унесли все, отступая вместе с доблестной армией генерала Тучкова, который сражался под Москвой, чтобы помешать вам войти в город.
Ее дочка большими, полными удивления глазами жадно разглядывала лошадь и даже поднесла к ней руку, словно собиралась погладить.
— Если позволите, мадам, я могу взять вашу дочку с собой и отвезти ее на лошади к вашему дому.
— Ни в коем случае! — живо возразила графиня. — Это было бы безумием. Окружающие заставят ее дорого заплатить за это в будущем. Возможно, вы удивлены моим знанием вашего языка, но моя мать — полька, и меня воспитывала французская гувернантка.
Франсуа Бейль привстал на стременах, отдал честь графине, заставил лошадь совершить пируэт и поскакал прочь от площади в сопровождении лейтенанта Вильнёва.
Обернувшись, он заметил, как медленно, небольшими группками расходится толпа, словно эти благочестивые души до сих пор жалеют о том, что не воспользовались случаем растерзать его.
На следующий день, 12 октября, ближе к вечеру, генерал Бейль вновь собрал всех офицеров в комнате губернаторского дворца. Табуреты стояли на тех же местах, а стаканы были чисто вымыты. Лоррен держал в руке кувшин с дымящимся кофе.
— Садитесь, господа, — произнес Бейль. — Удалось ли вашим людям заметить какие-то перемещения?
Первым взялся отвечать полковник де Вильфор.
— Как вы приказали мне, Франсуа, мои люди совершили разведку как можно дальше к югу от реки. Они повстречали обычные отряды казаков-мародеров, которых порубили саблями, а поднявшись на небольшой пригорок, смогли увидеть на горизонте организованные соединения, перемещавшиеся в западном направлении. Те находились слишком далеко, чтобы их можно было точно идентифицировать, но моим кавалеристам показалось, что это был авангард. А вся армия следует за ним. Мы не привели пленных, — продолжил он с усмешкой, — так как все равно не смогли бы их допросить. Двоих моих солдат ранили казаки. Мы привезли их в город, где им оказали помощь.
Граф Веровский, командир польских улан, взял слово вторым:
— Мы также продвинулись очень далеко, но на север. Я послал разведывательный отряд вплоть до Демидова, что, возможно, было неосторожностью. Мои люди не встретили никого, ни единого казака или солдата, за исключением мародеров и дезертиров. Как русских, так и немцев, из Великой армии. — Он бросил взгляд на полковника Шмидта. — Мародеров мы порубили, а дезертиров отпустили подобру-поздорову.
— Кстати, о мародерах, — прервал его Франсуа Бейль, — по дороге сюда я заметил солдат, тащивших повозки, набитые разным скарбом. Среди них были и французы, и поляки, и швейцарцы. Но ни одного немца, — добавил он, желая смягчить укол, нанесенный полковнику Шмидту. — Это недопустимо. Вы должны отдать самые жесткие распоряжения, чтобы предотвратить подобное.
— Расстреливать их? — спросил полковник Фрежо.