«30 апреля фюрер покончил жизнь самоубийством, и нас, присягнувших ему на верность, оставил одних. Согласно приказу фюрера вы должны продолжать борьбу за Берлин, несмотря на недостаток в тяжелом оружии и боеприпасах, несмотря на общее положение, которое делает борьбу явно бессмысленной. Каждый час продолжения борьбы удлиняет ужасные страдания гражданского населения Берлина и наших раненых. Каждый, кто падет в борьбе за Берлин, принесет напрасную жертву. По согласованию с верховным командованием советских войск, требую немедленного прекращения борьбы».
Немцы строились в колонны и сдавались в плен. Бросали в кучу оружие, знамена.
В тот же день 2 мая вместе с женой Ниной Андреевной, старшиной медицинской службы, идем к рейхстагу — расписаться на нем, сфотографироваться на память.
Воздух Берлина еще пахнет гарью, а дышится легко, вольно: мир!
А. И. ЛЯПУСТИН,
журналист, лейтенант запаса
ЕГО ПОДПИСЬ БЫЛА НА РЕЙХСТАГЕ
Этот снимок теперь обошел почти все издания. Солдат, закинув за плечи автомат, пишет свою фамилию на стене рейхстага:
«9.5.45. Усачев».
Михаил Филиппович Усачев очень хорошо помнит этот день. Они только вернулись с трудного задания. Семьдесят два часа тянули связь к Берлину. Чертыхались про себя — наши неделю как в городе, а они все еще на подходе. Только вечером 8 мая им выдали новое обмундирование. Повеселевший старшина приказал:
— К утру привести себя в порядок — поедем к рейхстагу.
А утром поднял всех на ноги сигнал тревоги:
— Немцы! Из метро прорвались!
Связистам помогли стоявшие неподалеку пехотинцы, танкисты. В последний раз работал в этот день автомат ефрейтора Усачева. Михаил Филиппович короткими очередями косил фашистов и думал, что вот и довелось сражаться в Берлине.
Потом он увидел знамя над рейхстагом. Избитые пулями, испещренные надписями стены. «Сколько до нас здесь побывало!» Он вскинул за плечи автомат, подобрал кусок штукатурки, привстал на носках, чтобы дотянуться до свободного места. «9.5.45. Усачев», — старательно выводил он свою фамилию. Когда ставил точку, щелкнул за спиной затвор «лейки» военного корреспондента.
Осенью сорок пятого года ефрейтор Усачев, получив единственную за всю войну награду — медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.», вернулся в родные Озеры под Москвой. Потом переехал в Челябинск и все послевоенные годы, как и до ноября сорок первого, работал «по электричеству» — на заводе электромашин.
Спустя двадцать два года после войны этот снимок был напечатан в «Правде», и две работницы столярного цеха, присмотревшись повнимательней к цеховому электрику, пришли в партком завода с газетой:
— Это наш дядя Миша…
Все вдруг по-новому посмотрели на своего товарища по работе, который ни разу и словом не обмолвился о своем участии в великом сражении, никому не рассказывал о последнем дне войны. В редакцию «Правды» послали заметку — это тот самый Усачев, который работает на нашем заводе.
И пошли письма: «Челябинск, завод электромашин. Усачеву». Люди в них выражали признательность дяде Мише. Им неважно было, отмечен ли он в наградных листах. Но он осуществил мечту многих — и тех, кто погиб в суровые годы войны, и тех, кто сражался на трудовом фронте тыла, — дошел до Берлина и поставил точку.
…«От Советского Информбюро. В ночь на шестнадцатое июля наши войска вели крупные бои на Псковском, Смоленском, Обо-Бобруйском, Новоград-Волынском направлениях…»
Я родился 16 июля 1941 года, когда гремела война и наша армия, оказывая ожесточенное сопротивление фашистам, отступала на восток. В июле сорок первого бригадир колхоза «Старо-Берсенский» Иван Ляпустин сдавал дела — дома ждала повестка. Через несколько месяцев вьюжной февральской ночью он погиб на окраине смоленского села.
Пуля настигла его в наступлении, наши войска уже погнали фашистов на запад. Ему не суждено было познать радость победы. Он просто заплатил за эту победу своей жизнью. А в нашу деревню пришел первый казенный пакет: «Ваш муж… смертью храбрых… в боях за Родину…» Это о моем отце.