— Ишь, охотник, лису перехитрил. Молодец!
— Фашисты у меня в большом долгу, — тяжело вздохнув, сказал он. — Пока жив, буду мстить за смерть отчима и сестры.
Командир полка наградил всех участников группы захвата медалями «За отвагу».
20 сентября 1943 года Совинформбюро передало:
«Войска Калининского фронта в результате четырехдневных ожесточенных боев прорвали сильно укрепленную полосу обороны врага, разгромили его долговременные опорные пункты и штурмом овладели важнейшим опорным пунктом обороны немцев на путях к Смоленску — Духовщина».
В тот день Николай был ранен, но с поля боя не ушел. Домой, в Челябинск, матери Анне Герасимовне он с гордостью писал:
«Дорогая мама! Мы теперь «Духовщинские»! Верховный Главнокомандующий объявил нам благодарность. А я представлен к награде «За боевые заслуги». Был легко ранен в левую руку, но ты, мама, не волнуйся, рана не страшная, скоро заживет, и я снова пойду в бой».
В Смоленске в уличных боях Николай вторично получил ранение, но и на этот раз остался в строю.
Успешно наступая на Могилевском направлении, часть полковника Фирсова приближалась к важному узлу железнодорожных и грунтовых дорог — городу Кричеву. Во что бы то ни стало требовался «язык». Необходим был поиск. Его возглавил сержант Алексеев.
С наступлением темноты Алексеев вывел свое отделение на передний край. Пронизывающий октябрьский ветер хлестал в лицо холодными дождевыми струями. Неожиданно воздух распорола длинная пулеметная очередь, в небе вспыхнула осветительная ракета. Разведчики замерли. «Неужели обнаружены?» — с тревогой подумал Николай. Выждав минут пятнадцать, он позвал разведчиков за собой. Вышли на берег реки, Николай шагнул в воду. Становилось все глубже. Намокший маскхалат сковывал движения.
— Хорошая купель! — проговорил, ругаясь, Назаров. — Зуб на зуб не попадает. Фашист, поди, сидит в тепле, чаи гоняет.
— Обсохнешь, не велика персона! — бросил кто-то. — Покончим с фашистами, заберешься на печь, за всю войну отогреешься.
На противоположном берегу осмотрелись. У развилки дорог обнаружили хуторок в несколько домов. Прислушались. Ни звука. Хуторок оказался заброшенным.
— Вероятно, фашисты угнали жителей, — высказал предположение Алексеев. — Займем крайнюю хату под наблюдательный пункт — лучше не придумаешь.
С наступлением рассвета дорога на Кричев ожила. Весь день разведчики накапливали сведения о противнике. В стекла бинокля Николай даже видел лица гитлеровцев, и его пальцы сами собой сжимались в кулаки. В его душе клокотала неуемная ненависть к фашистам.
Северо-западнее Кричева разведчикам удалось засечь огневые позиции минометных батарей, обнаружили скопление танков, артиллерии и пехоты противника. Под вечер поток машин схлынул, дорога опустела.
— Пора, хлопцы, и о «языке» подумать. — И Николай изложил свой план захвата. — Давайте разберем хатенку. После войны сложим хозяевам новую, а теперь пусть-ка она сослужит нам добрую службу.
Соорудили из бревен баррикаду, перегородили ею дорогу. Сами залегли у обочины. Ждать пришлось недолго. Из-за поворота вынырнул мотоцикл с коляской. И с ходу ударился о бревна. Водитель разбился насмерть. У него нашли пакет, покрытый десятком сургучных пятаков. Мотоцикл оттащили с дороги.
Не прошло и десяти минут, как показалась машина с зажженными фарами, мчащаяся с большой скоростью. Она с грохотом врезалась в баррикаду. Шофер и сидевший рядом гитлеровец были мертвыми. На заднем сиденье стонал здоровенный майор.
— Берите его аккуратней, — предупредил Алексеев разведчиков. — Без «языка» нам приказано не возвращаться.
Взяли портфель, набитый картами, документами, и оружие. Уложили полуживого фашиста на плащ-палатку, с трудом поволокли его. С ценными трофеями вернулись в часть.
В августе сорок четвертого года сержантскую гимнастерку Алексеева украсил орден Красной Звезды. Награжден он им за особую операцию. Перед ночной штурмовой группой, в которую вошло отделение Алексеева, стояла сложная и рискованная задача: ворваться в город Радзимин Варшавского воеводства, разгромить немецкий штаб. Для ее выполнения отбирались добровольцы, умеющие хорошо плавать.