Александр вошел смело и привычно — он входил сюда не впервой, Люся — немного стесняясь. Но Иван Васильевич располагал верным средством преодолевать первое смущение своих гостей (которое испытывали и его ученики, впервые приходя к нему). Этим средством был «домашний музей».
Музей отличался немалым разнообразием. На полках, за стеклом, прикрепленные к досочкам, обтянутым красным плюшем, сверкали сотни значков. Здесь были и медали, и жетоны, завоеванные самим Ростовским, и официальные значки различных соревнований и спортивных мероприятий, в которых он участвовал, и, наконец, значки, подаренные ему зарубежными спортсменами, а также привезенные его учениками из разных городов.
Далее экспонатами музея являлись зажигалки. Их было великое множество: дорогие элегантные газовые «Фламинер» и «Сильверматч», японские, с легкомысленными изображениями-загадками, зажигалки-сувениры, с маркой винных, табачных, автомобильных или велосипедных фирм. Зажигалки с эмблемами спортивных клубов и газет. Огромные, массивные настольные зажигалки и крошечные — в виде брелоков, колец, папирос, бутылочек, часов.
Их тоже привозили Ивану Васильевичу из-за рубежа его друзья, особенно один, работавший дипкурьером, объехавший многие десятки стран и считавший своим долгом из каждой привозить Ростовскому зажигалку.
Самым интересным было при этом то, что Иван Васильевич никогда в жизни не курил.
Однако истинной страстью Ростовского была, конечно, обширная библиотека специальной литературы, посвященной национальным видам борьбы, приемам рукопашного боя без оружия и т. д.
Целые полки занимали книги о джиу-джитсу, дзюдо, карате, аикидо и других разновидностях японской национальной борьбы. Рядом соседствовали все без исключения книги, брошюры и альбомы по самбо, выпущенные в СССР. А также дореволюционные книжки и учебники.
Здесь была собрана литература на двадцати-тридцати языках. Имелись роскошные, великолепно иллюстрированные издания и тонкие, потрепанные, засаленные, но редкие и очень ценные брошюрки. И все это книжное богатство отнюдь не давило на полки мертвым грузом. Иван Васильевич постоянно работал с ним, изучал его, анализировал. Он написал интереснейшую книгу, посвященную истории рукопашного боя без оружия, очень аргументированную работу, доказывавшую бесспорное преимущество самбо над дзю-до, много популярных статей и очерков.
Иван Васильевич владел английским языком, разбирался во французском и немецком и, разумеется, прекрасно знал международную японскую терминологию, относящуюся к дзю-до.
Это позволяло ему довольно свободно обращаться со своей библиотекой. Богатство это постоянно пополнялось как за счет книг, приобретаемых за рубежом или выписываемых оттуда самим Ростовским, так и за счет привозимых друзьями.
Только упрямый друг-дипкурьер продолжал привозить дорогие зажигалки, а не дешевые брошюрки, совершенно игнорируя тонкие намеки Ивана Васильевича.
Показывая свой «домашний музей», Ростовский давал пространные, выдержанные в юмористическом тоне, объяснения, увлекался.
Постепенно гость осваивался, начинал задавать вопросы, смеялся шуткам хозяина, первая неловкость исчезала, и пришедший чувствовал себя как дома. Этому способствовал и чудесный кофе, секретом приготовления которого в совершенстве владел Иван Васильевич, чрезвычайно этим гордившийся.
Приготовление кофе не доверялось никому — ни жене, ни дочери. Он сам исчезал на кухне, откуда возвращался с подносом, уставленным какими-то сложными клокотавшими аппаратами, которые просто язык не поворачивался назвать кофейниками. Они напоминали скорей инвентарь древнего алхимика. Иван Васильевич наливал в крошечные чашки кофе с такой торжественностью, будто это действительно текла не черная ароматная жидкость, а расплавленное золото.
Гость отпивал глоток и, глядя в полные радостного ожидания глаза Ивана Васильевича, не мог не цокать языком, не восхищаться и не закатывать от наслаждения глаза, даже если кофе казался ему чересчур горьким, густым или горячим.
Когда же, что случалось крайне редко, кто-нибудь выказывал неодобрение или даже просто безразличие к изготовленному Иваном Васильевичем волшебному напитку, он очень обижался — и у него портилось настроение на весь вечер.
Впрочем, так почти не бывало. Все знали о его невинной причуде, да и в действительности кофе он готовил превосходно.
Но никто не знал, что так дорог был Ростовскому этот напиток потому, что порой лишь он один поддерживал его силы в долгие рабочие ночи, когда раскалывалась от боли голова, пелена застилала глаза, а память не могла подсказать годами известные, давно привычные цифры и факты.
— Ох, какой кофе замечательный! — Люся была в искреннем восторге. — Мама моя считает себя специалистом, но ей далеко...
— А? Правда? — Иван Васильевич сиял. Он хоть и привык к комплиментам в адрес своего «кофеварочного таланта», но был достаточно умен, чтобы почувствовать, когда такой комплимент был вызван подлинным восхищением.