Победил Александр Луговой

По вечерам, ложась спать, Люся слышит порой театральный шепот матери, беседующей с отцом.

— Ты забываешь, — говорит она мужу этим шепотом, который слышен, наверное, на лестнице, — ты забываешь, что это наша единственная дочь. Единственная. Или у тебя где-нибудь еще есть? Признавайся!

— Нинон! Как ты можешь, — слабо протестует Петр Федорович.

— Так в чем же дело? Единственная дочь первый раз выходит замуж. Ты это понимаешь?

— Будем надеяться, что и последний, Нинон, — бормочет Петр Федорович. — Но к чему этот разговор? Разве я против?

— Еще бы ты был против! — воинственно шепчет Нина Павловна. Она говорит с той вызывающей запальчивостью, с какой говорят обычно люди, убеждающие не других, а себя. — Значит, телевизор надо? Надо. Магнитофон надо? Надо. Я не понимаю, почему ты возражаешь, ведь для Люсеньки музыка — это все...

— Но я же не возражаю, Нинон, — как слабое эхо, слышится голос Петра Федоровича.

— Еще бы ты возражал! Теперь — сервиз. Это необходимо. Ну где он возьмет это? Он же только начал получать зарплату. А насчет кооператива я тебя не понимаю, Петя, неужели ты не можешь их записать? Ну не надо двух — пусть пока однокомнатная.

— Но у нас ничего не строится, я же узнавал, да и ты сама ходила. Между прочим, Нинон, ты могла с ним быть повежливее. В конце концов Василий Васильевич — не только председатель месткома, он ведь кандидат наук...

— Бездельник твой Василий Васильевич! Детям нужна квартира, а он не может затеять кооператив!

— Что значит «затеять», Нинон? Это так не делается. И потом ведь у нас три комнаты. Разве этого мало? Они будут с нами.

— Да, конечно, — смягчается Нина Павловна, — я буду рядом, они ведь совсем еще молодые. Им нужен совет, помощь, их нужно, наконец, просто оберегать против таких, как твой, например, Василий Васильевич, бездельник! — снова принимая воинственный тон, говорит Нина Павловна. — И вот для этого рядом буду я.

— Конечно, конечно, Нинон, — покорно соглашается Петр Федорович, — но все же насчет Василия Васильевича ты зря. Кандидат наук...

— И потом, — не слушая мужа, продолжает Нина Павловна, — очень важно, что у них будет пример идеальной семьи — мы с тобой. Всегда — мир, согласие. Никаких ссор. Молодые, Петя, они вначале всегда ссорятся: «я», «нет я», «нет я». Каждый хочет показать, что он главный, настоять на своем. А тут они увидят, как мы живем. В согласии. Все вместе решаем. Никто не командует. Правда, Петя? Петя, ты слушаешь меня?

— Ну разумеется, Нинон, разумеется, никто не командует...

Конца разговора Люся уже не слышит. Накрывшись подушкой, она засыпает, сладко улыбаясь своим голубым снам, которые стали явью.

Люся теперь усиленно занималась в институте — госэкзамены были не за горами. Но не менее усиленно и тренировалась — у нее тоже предстояло первенство столицы. Александр, когда бывал свободен, как раньше, приходил на ее тренировки. Даже чаще, чем раньше. Он присутствовал на всех, даже самых маленьких, соревнованиях и показательных выступлениях, в которых участвовала Люся. Счастливый и гордый, смотрел он на нее. Он стал больше Нины Павловны гордиться Люсиными успехами. Но к этим радостным чувствам примешивалась и грусть. Какая она красивая, какая искусная. Как раскрывается она вся во время этих выступлений. А ему вот это теперь не дано...

Пройдут годы. Люся будет выступать, и, может быть, когда-нибудь осуществится для нее то, о чем он мечтал для себя — она станет чемпионкой страны. Она будет возвращаться с соревнований, еще живя ими, возбужденная, радостная, торопясь рассказать ему, самому близкому, обо всем, вместе с ним пережить все перипетии минувшей борьбы. Он будет радоваться вместе с ней, огорчаться (ведь будут и огорчения), вникать во все мелочи, спорить, подбадривать ее или ругать.

А вот у него этого не будет. Ни волнений борьбы, ни радости побед, ни грусти поражений. Люся не побежит в раздевалку, преувеличенно веселая, когда он проиграет, не скрывая радостных слез, когда он выиграет.

Не будет больше побед.

А может быть, будут? Разве победа его учеников — не его победа? Конечно, они еще очень юные, а сам он еще не очень опытный тренер. Но ведь юные станут взрослыми, мастерами, чемпионами. Сколько радости испытывал Иван Васильевич, когда выигрывали его воспитанники, он, Александр, например. И когда судья поднимал на ковре его руку, Александру и в голову не приходило считать эту победу только своей, только личной. Он был одним из ее «соавторов», а другим был его тренер. И, сойдя с ковра, он прежде всего бежал к нему и поздравлял его. Все поздравляли тренера. Это было естественным.

И может быть, все это ждет и его?

А написать книгу (осуществить свою заветную мечту), хорошую книгу, которую будут читать, будут любить, — разве это не победа? И разве острый спортивный репортаж, увлекательный очерк, умная, интересная корреспонденция, хороший рассказ — разве они не ведут к той же цели? Не привлекают к спорту миллионы таких вот ребят, которые приходят к нему заниматься, не воспитывают у них лучшие качества советского спортсмена, не показывают, на кого равняться?