Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года

Кроме того, Керсновский считает Александра ещё большим приверженцем муштры и казарменных порядков, чем его отец, и с болью, понятной при его искреннем патриотизме и не менее искренней приверженности монархии, пишет о пренебрежительном отношении Александра I к русскому народу и русскому воинству (примеры этого я ещё приведу в главе «Александр. Мятежники»). А пока процитирую фрагмент из книги Керсновского «История русской армии»: «Как-то, проезжая Елисейскими Полями, император Александр увидел фельдмаршала Веллингтона, лично производившего учение двенадцати новобранцев. Это явилось как бы откровением для государя: “Веллингтон открыл мне глаза, – сказал он, – в мирное время необходимо заниматься мелочами службы!” И с этого дня началось сорокалетнее увлечение “мелочами службы”, доведшее Россию до Севастополя… Могучий и яркий патриотический подъём незабвенной эпохи двенадцатого года был угашен императором Александром, ставшим проявлять какую-то странную неприязнь ко всему национальному, русскому. Он как-то особенно не любил воспоминаний об Отечественной войне – самом ярком национальном русском торжестве и самой блестящей странице своего царствования. За все многочисленные свои путешествия он ни разу не посетил полей сражений 1812 года и не выносил, чтобы в его присутствии говорили об этих сражениях…»

Думаю, замечательный знаток эпохи лукавил, называя неприязнь императора ко всему русскому и его отношение к Отечественной войне странными. На самом деле он прекрасно понимал: эта неприязнь, это нежелание даже упоминать о сражениях той незабвенной войны вызвано не изгладившимися из памяти воспоминаниями о собственном поведении в то время, когда народ без страха и сомнений поднялся на защиту Отечества. Пушкин ведь недаром писал, что Александр «в двенадцатом году дрожал». Впрочем, об этом я уже писала. Но, вряд ли стоит сомневаться, что воспоминания о том времени вместе с воспоминаниями о восторженном отношении к нему в освобождённой от Наполеона Европе (он-то знал: не вполне заслуженном) мучили императора немногим меньше, чем воспоминания об убитом отце. Ко всему этому в июле 1825 года император приходит к заключению, что его желания и надежды, связанные со Священным союзом, обмануты…

Думаю, всего этого вполне достаточно, чтобы даже очень сильный человек поддался депрессии. Александр сильным не был. По мнению политического эмигранта эпохи уже Александра II, язвительнейшего князя Петра Владимировича Долгорукова, Александр I имел ум «недальний и невысокий, но хитрый до крайности; лукавый и скрытный… Слабый характером, он скрывал эту слабость под величавостью своей осанки». Впрочем, душевная двойственность императора была скорее не признаком слабоволия, а следствием постоянно мучивших его сомнений в том, имеет ли он право на власть. Тем не менее он остаётся главой Священного союза, к которому за три года присоединились пятьдесят государств. Всем им была гарантирована немедленная военная помощь в случае возникновения революционных или национально-освободительных движений. И помогали. Были жестоко подавлены революционные выступления в Неаполе, Пьемонте, Испании. Везде на троны были возвращены «легитимные» правители.

Успешное подавление восстания испанцев под руководством Рафаэля Риего так порадовало российского императора, что за «успешное окончание войны с Испанией» он наградил герцога Луи-Антуана Ангулемского орденом Святого Георгия I степени. Тот стал одним из двадцати пяти кавалеров этой высочайшей российской награды.

Одновременно конгресс Священного союза осудил восстание греков против турецкого господства и отказался (шаг беспрецедентный) принять греческую делегацию, приехавшую за помощью в Верону.

Отношение к «греческому вопросу» было в двадцатые годы XIX столетия центральной проблемой российской, да и европейской внешней политики. Общество раскололось на два непримиримых лагеря. Лучшие люди Европы (вспомним хотя бы Байрона) восхищались греками и поддерживали их.

Выдающийся русский дипломат (грек по происхождению) граф Иоанн Антонович Каподистрия, уверенный, что Александр Павлович – человек глубоко и искренне верующий, пытался уговорить императора помочь братьям по вере (что, кстати, в меру своих возможностей делали императрица Елизавета Алексеевна и великий князь Константин Павлович), доказывал необходимость изменить внешнеполитический курс России, отказаться от политики Священного союза; убеждал, что это не только в интересах Греции (сегодняшних), но и прежде всего – в интересах Российской империи (долгосрочных); предвидел, что следование в фарватере австрийской политики легитимизма приведет к отторжению России всеми её соседями.

Это предостережение подтвердится во время трагической для нашей страны Крымской войны, когда у руководства внешней политикой России уже не будет стоять Иоаннис Каподистрия и ещё не встанет его ученик и последователь Александр Горчаков.