Как бы то ни было, но Морозов прав: прятаться в ванной всю ночь глупо. К тому же он тоже собирался принять душ. Ну конечно, душ! Зачем мне это бурлящее корыто? Контрастный душ, к которому я привыкла с детства, вернет голове ясность.
Здесь в ванной есть душевая кабина! Вообще, чего здесь только нет — даже маленький диванчик на изогнутых золотых ножках и, конечно, лепнина на потолке. Видимо, какая-то специальная, раз не отваливается из-за влажности.
Три минуты, всего три минуты могут кардинально изменить человека! Снять напряжение, уничтожить недовольство собой и вернуть ясность разуму. Это всего лишь Морозов, от одного вида которого меня трясет, самый неподходящий мне человек. Ну и что?! Завтра он уедет, переключит свое внимание на что-то более интересное. А я наконец поговорю с папой, узнаю, когда он приедет ко мне. Позвоню в «Вышку», потом в РГГУ. Обязательно выясню, где Скалкина и вернется ли она ко мне жить. Надеюсь, что Холодов заберет ее обратно. Тамара вряд ли сможет долго прожить в таких условиях. Слишком домашняя девочка.
Пижаму я, конечно, не брала. Домашняя рубашка и длинные шорты. В них и спать буду. Если вообще засну. Волосы мокрые, но сушить феном не хочу, достаточно полотенца.
Он стоит в коридоре, будто ждет, когда я выйду. Уже не в полотенце, а вполне себе одет — на нем футболка и джинсы. Это радует, к тому же одежда немного скрадывает объемы, и Морозов не кажется таким уж здоровым. Просто высокий плечистый белобрысый орангутанг с проблеском интеллекта в глазах.
— Ты нашел, где помыться?
Он довольно кивает головой, а я вижу, как капельки воды сбегают с его волос вниз по шее.
— В гостевом санузле есть душ. Заодно проверил, как работает. Есть пошли.
Чего?! Еда? В три часа ночи?
— Я спать хочу. А когда проснусь, позавтракаю у себя дома. Как только выберусь отсюда.
— Как хочешь, конечно, но есть бутерброды с индейкой и горчицей.
Наверное, надо смириться с тем, что мама и правда все обо мне рассказала Морозову. Даже о любимой еде. Вопрос только — зачем? Мы никогда не станем одной семьей.
— Жаль, что я не люблю индейку с горчицей. Спокойной ночи.
Вижу, что на большом диване уже лежат две подушки и большой, явно очень теплый ворсистый плед. Не спрашивая больше ни о чем бугая, просто укутываюсь в тепло и отворачиваюсь к спинке дивана. Очень мягкой, кстати.
— Спокойной!
Свет гаснет мгновенно, и все это огромное пространство тут же погружается в темноту. Кругом так темно, что невозможно ничего различить. Впрочем, мне это и не надо. Мне главное…
— Ай! Ты что творишь? Морозов?!
Диван довольно широкий, он меня даже не касается, но я просто ощущаю его рядом с собой. В каких-то сантиметрах от меня! Это вообще как?
— Я этот диван оставил для себя, для тебя — большая хозяйская кровать. Но мне нравится твой выбор.
Хозяйская кровать? Подскакиваю, как грешник на адской сковородке.
— Где? Где она?
— Зачем тебе? Спи уже здесь. Мне так даже удобнее.
Он и правда устраивается рядом, совершенно не думая о том, что здесь не один.
— Где моя кровать?! — чеканю каждое слово. Сна больше ни в одном глазу.
— Вик, расслабься уже. Тебе мало сегодня приключений? Приставать не буду, обещаю. Но, если тебе так хочется, кровать в дальнем углу, вон там.
Последние пару слов были лишними: в темноте все равно не видно, куда он рукой показал. Это не проблема, сама найду. Да и свет можно включить. Знать бы только, где этот пульт.
Помогать мне никто не собирается, что неудивительно. Он даже не шелохнулся, когда я в кромешной темноте пыталась выбраться с дивана.
— Ай! — Натыкаюсь на что-то твердое и лечу вниз. — Пусти немедленно!
Он смеется. Тихий довольный смех, который разрывает мне барабанные перепонки.
— Уверена? Головой долбанешься о ковер. Он мягкий, конечно, но не настолько, чтобы обошлось без последствий.
Вытягиваю руки вперед, касаюсь ими пола, теперь точно не упаду.
— Уверена, отпусти!
Пытаюсь сама вырваться, дергаюсь всем телом, но вместо пола оказываюсь рядом с Морозовым. Точнее, на нем.
— Так удобнее? Вик?
Его руки на моей пояснице, так жестко зафиксировали меня, что даже дернуться не могу. Вздохнуть полной грудью и то тяжело. Но так близко друг к другу, как сейчас, мы еще не были.
— Так неудобнее. — Когда я очень злюсь, могу говорить обманчиво спокойно. Вот прямо как сейчас. — Но мое колено может и тебе неудобства доставить. Хочешь?
Это какой-то обман зрения, невозможно в полнейшей темноте увидеть его глаза, но на какое-то мгновение мне показалось, что… нет, просто иллюзия!
— Я не люблю неудобства, — с этими словами отпускает меня, но ровно настолько, чтобы я смогла встать, наконец, на пол. А вот дальше… Я с ума когда-нибудь сойду из-за него!
— Саш! Ты чего?
— Да тихо уже! До тебя дотронуться, что ли, нельзя? Шипишь, как кошка разъяренная.
— Поставь меня на пол! Сейчас же!
— Ты пока до кровати дойдешь, всю квартиру разнесешь, а тут вазы стоят коллекционные…
— Так включи свет! Зачем меня на руках нести?!
Будь на его месте кто-то другой, неважно кто, я бы не возмущалась. Скорее всего, даже поблагодарила бы. Но не Морозова!