Плетнев резко спрятал голову за колонну, почувствовав, как она вздрогнула, когда в нее ударило несколько осколков.
Похоже, делать тут было нечего. Он метнулся к лестнице.
Внезапно дверь слева с треском распахнулась, и прямо ему под ноги упала еще одна граната. Она была без чеки и волчком крутилась на месте.
Плетнев окаменел – буквально на мгновение.
И, невольно заорав, в неимоверном прыжке полетел вправо на диван, ударился спиной о спинку, перевернулся вместе с ним и рухнул на пол, закрытый сиденьем.
Взрыв!
Осколки вспороли ткань.
Тут же загремел чей-то автомат, рассылая веера пуль, бившихся в стену над его головой.
– Миша!
Ему показалось, что это голос Голубкова.
Точно – Голубков с автоматом наперевес вломился в вестибюль именно из тех дверей, откуда вылетела граната. Следом – Симонов. Оба судорожно оглядывались.
– Яша! – заорал Плетнев из-за дивана. – Миша! Козлина! Смотреть надо, куда палишь!
Чтобы кое-как выбраться на свет божий, ему пришлось снова перевернуть диван. Смешно, что во всем этом участвовали столь мирные предметы…
– Санек! – радостно завопил Голубков. – Бляха-муха! Ты что тут прячешься? – Обернулся к Симонову. – Як Федорович! Видели? Чуть дружбана не замочил!
Между тем в черное зияние парадного входа с автоматами наперевес один за другим уже вбегали бойцы.
Пятеро сразу повернули налево и исчезли в коридоре левого крыла.
Шестеро – один из них был Епишев – бегом пересекли вестибюль и загрохотали ботинками по лестнице.
Откуда-то сверху стреляли. И как! – это был шквал огня! Но почему-то эти шестеро, слепившись в противоестественную в военном отношении кучу, все еще бежали вверх.
Между ними и Плетневым пули крошили паркет так, будто шел веселый летний дождь, после которого положено кататься на качелях и собирать червей для рыбалки.
Потом они – как ему показалось, невредимые – скрылись за углом, шквал утих, и тогда Симонов тоже бросился к лестнице.
– За мной!
На ступенях лежал убитый боец “Зенита” – фамилии его Плетнев не помнил, – а рядом, прислонившись спиной к стене и подогнув ноги, сидел Епишев. Автомат валялся возле. Лицо бледное, губа закушена. Левой рукой, словно ребенок куклу, он прижимал к себе правую. Плетнев присел возле него. Симонов и Голубков наклонились.
– Господи! – сказал Плетнев.
Епишев только мычал, бессмысленно поводя глазами, – у него был болевой шок.
Кисть руки висела на коже, обнажив торчащую кость.
Над головой Симонова стену вспорола очередь. Он присел и вскинул автомат.
Голубков резко повернулся, хватаясь за плечо.
Из-под пальцев уже проступала кровь.
– Ах, бляха-муха!
Симонов очередями строчил вверх, в пространство лестничной клетки, в направлении третьего этажа.
– Тащите под лестницу! – крикнул он.
Они подхватили Епишева под мышки и волоком стащили вниз по ступеням.
Симонов все палил вверх, прикрывая отход…
Плетнев наложил жгут сомлевшему Епишеву, перевязал Голубкова.
– Все, я пошел! Сидите здесь!
– Ты что! – возмутился Голубков. – Да ладно! Из-за такой ерунды!
И, отчаянно морщась, помахал левой рукой, доказывая, что он боеспособен.
* * *
Мигали лампы, озаряя причудливые конфигурации облаков пыли и дыма. Уши закладывало от грохота автоматных очередей.
Бесконечная череда однообразных и страшных, как в кошмарном сне, действий. Выбивается дверь. Очередь. Бросок гранаты.
Взрыв, столбы огня и пыли.
Длинные очереди в образовавшийся проем.
– Миша!.. Яша!..
Кто где? Ни черта не понять!..
* * *
Ромашов стоял за колонной, прижавшись к ней так, будто не спрятаться хотел, а передать ей какую-то свою боль.
Потом все же согнулся, застонал и стал сползать, скользя спиной по гладкому камню. Лицо покрыли крупные капли пота…
Из левого коридора в вестибюль выбежал Князев, кинулся за соседнее укрытие. С беспокойством подался к нему:
– Миша! Что с тобой? Ранен?
Тяжело дыша, Ромашов помотал головой.
– Почки схватило, сил нет… Когда о броню шибануло-то… может, камни пошли?..
Разорвалась еще одна граната.
– Держись, уролог! – закричал Князев, снова влипая в колонну и озираясь. – Завязли! Подмога нужна!
Он метнулся вправо и, наклонившись, бросился к выходу.
– Куда?! – крикнул Ромашов, превозмогая боль. – Нельзя! Григорий Трофимович, назад!..
– Сиди! – ответил полковник и исчез в пыли проема.
Он выбежал на крыльцо. Сполохи огня и осветительных ракет отражались на его каске. Призывно замахал рукой.
– Мужики! Ко мне! Вперед!
Сразу несколько пуль ударили в грудь.
Его отбросило спиной на стену, и он, зажмурившись и закинув голову так, будто хотел размять затекшую шею, медленно сполз на усыпанное обломками кирпича крыльцо.