Читаем Победитель полностью

— Лежат расстрелянные в каком-нибудь яру поблизости, — ответил политработник.

Фима запомнил эту необычную для него информацию и много лет спустя, когда это стало возможным, попытался хотя бы для себя уяснить историю городка с таким странным названием. Оказалось, что, действительно, при содействии американской благотворительной организации «Агроджойнт» в засушливых степях южного Поднепровья и северного Крыма было организовано несколько еврейских автономных районов. За пару лет эти районы достигли больших успехов в сельском хозяйстве и местной промышленности. Но потом Украину угостили голодомором, и часть еврейского населения этих районов не вынесла этого большевистского испытания и отправилась на тот свет, а более шустрые, как и семья Фимы, успели переселиться в города, где на «стройках социализма» остро требовались рабочие руки. К 1934 году евреев в таких районах осталось относительно немного, и, в связи с учреждением дальневосточной еврейской резервации, еврейская автономия в степной Украине и северном Крыму была ликвидирована. Тем не менее, к началу войны несколько тысяч евреев в сталиндорфском районе еще проживали. Мужчины были призваны в армию, кто мог — эвакуировался на восток. Оставшийся «контингент», как обычно, состоял из женщин, чьи мужья были на фронте (или уже успели там погибнуть), детей и стариков — числом всего около двух с половиной тысяч. Они-то и стали добычей «какого-то рва», о котором говорил Фиме офицер-политработник. Все эти подробности, как уже говорилось, Фима узнал потом, а тогда, слушая политрука, он попытался себе представить ужас сотен матерей, ведущих и несущих своих детей к безымянному яру у села Новоподольского, все еще не веря, что в мире могут существовать человекоподобные отродья, способные убивать невинных детей, глядя в их детские глаза, и подумал о том, что ужас этих матерей был сродни ужасу того безымянного солдата, за которым гонялся танк.

Фима же на подступах к этому городку испытал ужас другого рода — ужас паники. Целью их рейда было взятие ближайшей к нему железнодорожной станции. За ночь справиться с эти заданием им не удалось, а к рассвету немец опомнился и начал контратаку. Фиме и его бойцам пришлось окапываться на виду у станции. И тут прямо перед ними появились немецкие танки, за ними — пехота. Немцы берегли своих людей, и пехота у них шла позади танков — это Фима впервые увидел здесь и потом наблюдал неоднократно. По мере приближения танки усиливали огонь, поливая красных из пулеметов. Но в окопах им нечего было бояться. При хорошей глубине окопов не опасен был даже наезд на него танка — он проносился над лежащими в окопах, не касаясь их. Разве что осыплет их землей. Фима и приготовился пропустить над собой танк, а потом заняться немецкой пехотой, но тут увидел, что слева и справа из окопов повыскакивали солдаты и в открытую бегут в тыл. Многие падали тут же на глазах у Фимы, сраженные пулеметными очередями, однако паническое настроение коснулось и его, и он побежал. Для него все обошлось, но половины своего отделения он после этого недосчитался. И тут он увидел, что немецких танков было лишь несколько штук, да и пехоты всего ничего. Не будь паники, они бы устояли, и потерь было бы меньше. Этот урок Фима запомнил надолго и не забыл его даже на гражданке.

Что касается политрука, вернее — заместителя командира батальона по политической части, имевшего смелость в то уже непростое время хотя бы мельком поговорить с Фимой о «еврейских делах», то он вообще был человеком веселым и своеобразным. Однажды он во время очередной формировки заметил Фиму, слонявшегося по сельской улице, из окна хаты, где он был на постое, и зазвал его к себе. Хозяйка, покормившая их скромным обедом, все время причитала:

— Кляти нимци мого чоловика з сином погнали у Нимэччину! Що то будэ з ними, що будэ зи мною?!

— А я хорошо на картах гадаю, — сказал ей политрук, — давай раскину, если есть картишки.

Картишки, конечно, нашлись, и политрук важно разложил их на столе и стал колдовать над ними. Через некоторое время он объявил:

— Недели не пройдет, как все твои будут дома!

Хозяйка на радостях тут же выставила на стол бутылку самогона и кое-какую закуску.

Спустя некоторое время Фиму по какому-то делу отправили в населенный пункт, где стояла вторая рота их батальона. Дорога проходила через ту самую деревню, где гадал политрук. После некоторых колебаний он, в надежде перекусить что-нибудь домашнее, заглянул в знакомую хату, рассчитывая на доброту хозяйки. Там вся семья уже была в сборе. Перед ним как участником удачного гадания на столе появился самогон и хорошая закуска. От самогона Фима отказался, поскольку был при исполнении, но наелся до отвала. Через некоторое время Фима встретил политрука и рассказал ему, что его гадание подтвердилось.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии