Голос смолкает, и на экране появляется счастливая семья, глава которой держит в руке чек.
«Все новые граждане получат не менее пяти тысяч колониальных долларов (что равно шестидесяти тысячам республиканских) от одной из четырех ведущих корпораций Колоний, в которой вы решите работать. Чем выше ваш нынешний доход, тем больше вы получите. Вы больше не будете подчиняться полиции, ей на смену придут патрули корпорации „Дескон“ – частной районной полиции, которая служит вашим интересам. Вам больше не придется гнуть спину на Республику, вас наймет одна из наших выдающихся корпораций, где вы сможете воплотить в жизнь свои самые честолюбивые чаяния».
На экране возникают счастливые работники – с гордыми улыбками, в костюмах и галстуках.
«Граждане, мы предлагаем вам свободу выбора!»
Свободу выбора. Перед моим мысленным взором пробегает все, что я видела в Колониях, когда мы с Дэем оказались на их территории. Толпы рабочих, полуразрушенные трущобы для бедняков. Логотипы на одежде. Рекламные плакаты на зданиях, закрывающие каждый квадратный дюйм стены. И самое главное – полиция «Дескон»: они отказали в помощи ограбленной женщине, которая на день просрочила платеж их отделению. Неужели это будущее Республики? Тошнота подступает к горлу: я совершенно не уверена, что в Колониях людей ждет лучшая жизнь.
«За все это мы вас просим лишь об одной услуге. – Картинка снова меняется, я вижу протестующих людей. – Если вы, как гражданин, имеете претензии к Республике, заявите о них сейчас. Если вам хватит смелости выйти на улицы своих городов, Колонии выплатят вам еще по пять тысяч долларов, кроме того, вы получите годовую скидку на бакалейные продукты корпорации „Клауд“. Просто пришлите доказательство участия в протестах в любое отделение корпорации „Дескон“ в Денвере, штат Колорадо, и сообщите ваши имя и адрес».
Вот она – причина протестов в городе. Даже пропаганда похожа на рекламу. И очень соблазнительную.
– Не рано ли они запели о победе? – бормочу я себе под нос.
– Пытаются натравить на нас людей, – отвечает Анден. – Утром они объявили о прекращении огня, вероятно, чтобы заняться пропагандой.
– Вряд ли это возымеет действие.
В моем голосе нет уверенности, но ведь Республика постоянно настраивала граждан против Колоний, с этим трудно справиться в одночасье. Я надеюсь.
Наконец джип Андена замедляет ход. Я хмурюсь в недоумении. Мы приехали не к высотке, где находится моя временная квартира, а к Центральному госпиталю Лос-Анджелеса. К месту, где умер Метиас. Я смотрю на Андена:
– Что мы здесь делаем?
– Здесь Дэй. – Голос его чуть меняется, когда он называет имя Дэя.
– Почему он здесь?
Анден не смотрит на меня. Кажется, ему не нравится направление нашего разговора.
– Он потерял сознание во время эвакуации. Серия взрывов, которыми мы перекрыли туннели, спровоцировала у него сильнейший приступ. Доктора начали новый курс лечения. – Анден замолкает, поднимает на меня взгляд. – Есть и еще одна причина, по которой мы сюда приехали. Но вы сами узнаете.
Джип останавливается. Я выхожу, дожидаюсь Андена. Страх медленно овладевает мной. А если состояние Дэя ухудшилось? А если он не выживет? Поэтому мы здесь? Нет никаких оснований снова помещать сюда Дэя, разве что насильно. После всего, что с ним тут сотворили.
Мы направляемся в здание, справа и слева от нас идут солдаты охраны. Поднимаемся на четвертый этаж, где один из охранников, проведя электронной карточкой по замку, впускает нас в коридор. Мы в лаборатории Центрального госпиталя. Узел в моем животе завязывается все туже.
Наконец мы оказываемся перед рядом дверей, ведущих в небольшие помещения, проходим в одну из них, и я вижу Дэя. Он стоит у комнаты со стеклянными стенами, курит электронную сигарету и смотрит на кого-то, окруженного медиками. У меня перехватывает дыхание, когда я вижу, как тяжело Дэй опирается на костыли. Давно ли он здесь? Вид у него изможденный, лицо бледное и отчужденное. Какие препараты испытывают на нем врачи? Эта мысль – болезненное напоминание о том, что дни Дэя сочтены и немногие оставшиеся ему мгновения истекают.
Рядом с ним стоят несколько лаборантов в белых защитных костюмах, на их шеях висят пластиковые очки. Они оглядывают комнату и что-то печатают в своих планшетах. Неподалеку Паскао беседует с Патриотами. Все они словно не замечают Дэя.
– Дэй, – окликаю я, подходя ближе.
Он оборачивается – в его глазах вихрь эмоций, от которых мои щеки вспыхивают. Заметив Президента, он холодно кланяется и возвращается к пациенту, которого осматривают за стеклянной стеной. Это Тесс.
– Что происходит? – спрашиваю я.
Дэй затягивается сигаретой, опускает глаза.
– Меня к ней не пускают. Думают, она заражена новым вирусом. – Голос Дэя звучит спокойно, но я слышу в нем раздражение и злость. – Нас с другими Патриотами уже проверили. Только у Тесс что-то не так.