Победитель. Апология

Натали преувеличивает твои возможности. В вузовском мире у тебя нет знакомств, не предусмотрел, пустил на самотек. Прошляпил. Выбирая друзей, ты руководствуешься не выгодой, которую сулит то или иное знакомство, а духовными интересами. Твоя обретенная независимость дает право на это. Но, наверное, исключения неизбежны. Скрепя сердце ты сделаешь все, что от тебя зависит. Скрепя сердце… Башилов обещал прислать в июле доцента, заведующего кафедрой. Он, жена и двое детей… Что ж, вы выделите им комнату. К первому августа, когда начнутся вступительные экзамены, он вернется в Москву отдохнувшим и преисполненным благодарности.

Снова даешь козырь обвинению, но это лишь демонстрирует твою силу. Вернее, твою правоту. Пусть какой угодно суд судит тебя — ему не доказать, что ты повинен в ее смерти. Не доказать! Ибо не только страшные октябрьские дни, когда ушла Фаина, но и долгий опыт предыдущей жизни опровергает это дикое обвинение. Разумеется, этот опыт не безупречен, но если быть объективным, нельзя не видеть, что даже самые бесспорные твои прегрешения не так уж бесспорны. Сколько привходящих обстоятельств оказывало тайное давление на твою безоговорочную с виду суверенность! И тем не менее: что бы ты ни делал, в какую б сторону ни правил свой корабль, на флагштоке у него всегда развевалось знамя добра. Non feci…[19]

Коренастый человек в плаще с бляхами, «молниями» и ремешками стоит один на холодном и сыром февральском пляже, между навесов, под которыми, аккуратно сложенные, высятся ненужные сейчас топчаны. Мертвы краны, из которых летом бьют фонтанчики, развалены, растащены прибоем пористые булыжники. Нагроможденные друг на дружку, они служат в сезонные месяцы постаментом, на который поочередно взбираются голые люди в неистребимом желании навечно остановить время. Увешанный аппаратами немолодой мужчина в шортах спешит ублажить их курортную прихоть. Щелк, щелк! — знак рукой: следующий! Затем деловито идет босыми ногами к врытой в песок крашеной трубе, на которой высоко и неподвижно реет на три стороны: «Фото». Достав из вместительной, со множеством отделений сумки, что висит на крючке, дюралевые жетоны, проворно раздает их в обмен на ассигнации, которые небрежно сует в массивный бумажник из желтой кожи, а серебро, не считая, сыплет в глубокий карман шорт. «Пожалуйста, дайте рассчитаться… Все-все успеете… Спасибо… Не волнуйтесь, мамаша, будет цветное, будет шесть… У вас прелестный малыш, он не может не получиться… Благодарю… Послезавтра, после двенадцати. Здесь, да… Будьте добры…» — И снова — в воду, мутную от песка, пота, капающего мороженого, пролитых лосьонов, жирных после пирожков и чебуреков рук.

Сейчас труба обезглавлена — вывернут и унесен на долгую зимнюю спячку держатель с трафаретом. Влажен и сер спрессованный песок. Западный ветер срывает пену с зеленых волн, подымает и треплет его редкие волосы. У человека усталое, с потяжелевшими щеками лицо, а массивная оправа очков не скрывает болезненных теней под глазами.

Часть вторая