Победитель. Апология

— Да нет, ничего, — ответил Гирькин и деланно засмеялся. — Так просто.

Он знал о тебе все — и про институт, и про твои лингвистические способности, видел твою библиотеку и опасливо перелистывал могучие фолианты, но тем не менее не только ни разу не спросил в своем хитром простосердечии, почему же ты, интеллектуал и эстет, занимаешься курортной поденщиной, но даже не выказал ни малейшего удивления по этому поводу.

Наконец-то! Причем на выбор предлагали вечернюю и дневную школы — обе помещались в одном здании в десяти минутах ходьбы от дома. Предложение было сделано через твоего отца, ты же должен был зайти в гороно и уж там оговорить все. Но ты мешкал. В ателье работы было хоть отбавляй, не за горами курортный сезон, поэтому, решил ты, есть резон начать с нового учебного года. Отец покосился на тебя и не сказал ни слова. Была ли неожиданностью для него эта отсрочка? Видимо, нет, как в свое время — решение временно поработать в открывающемся ателье, самом крупном в городе и потенциально — самого высокого класса, если, скажем, ему задаст тон такой мастер, как ты. Сначала эта мысль позабавила тебя, потом показалась не такой уж авантюрной, а соображение насчет постановочных портретов сделало ее и вовсе заманчивой. Когда еще представится такая возможность? Студийные условия, современная аппаратура, практически неограниченный людской материал… А самое главное — вы не будете сидеть на шее отца: ты, жена и ваша новорожденная дочь…

Так в научно-популярных журналах изображают атом: в середине — ядро, а вокруг на разных орбитах вращаются электроны, нейтроны или что там еще?.. Отец был ядром. Он был им, сколько ты помнишь его, а вокруг безмолвно и послушно кружились ты и твоя мать, начальники ЖЭКов, директора гостиниц, трамвайного парка, специализированных служб — все сложное коммунальное хозяйство курортного города. Отец сидел неподвижно в галифе, заправленном в надраенные сапоги, и даже глазом не поводил в сторону плавно парящих вокруг электрончиков.

— Мальгинов, отец приехал!

Секунду-другую пытал глазами — правда ли, затем ошалело посовал в портфель сшитые из серой бумаги тетради, растрепанные и разбухшие, довоенные еще учебники и, даже не оглянувшись на учительницу, — домой, хотя впереди еще два урока. Прицепился сзади на громыхающую подводу, но лошадь с выпирающими ребрами тащилась слишком медленно, ты спрыгнул и побежал. У ворот с разгону воткнулся в соседку. «Папа приехал!» — вместо объяснений — и в дом, оставляя за собой распахнутые двери.

Он сидел посреди комнаты, но не за столом, а почему-то сбоку от стола, на расстоянии, в галифе со свежими складками и белоснежной нижней рубашке, босые ноги расставлены. Ты теряешься от этого странного и неподвижного сидения, лепечешь какие-то слова, а может, и не лепечешь, но он не подымается тебе навстречу, это ты помнишь точно, а произносит:

— Ну, здравствуй. — И прибавляет: — Что же не подойдешь к отцу?

А у тебя чувство, что много чего натворил ты за четыре года его отсутствия и теперь предстоит расплата. Ноги не двигаются.

У окна, в очках, которые она только-только начала носить, с виноватой торопливостью шьет или штопает что-то мать — отцу, он же в ожидании сидит посреди комнаты. Ядро, с первых секунд обретшее свое законное место. Но разве, в свою очередь, это ядро не было тоже электроном?

«Казуистика! — возразит обвинение. — Если человек всего лишь электрон, то с него и взятки гладки, поскольку не он определяет свою орбиту, а так называемые объективные законы. Рок… Судьба… Колесо фортуны… Сколько лукавых слов изобрел человек, чтобы снять с себя персональную ответственность за что бы то ни было! Предначертание… Фатальная неизбежность… Астрологические фокусы… Игра случая…»

Как ты теперь понимаешь, в первые недели и месяцы гибли тысячи людей, но канцелярия войны только-только со скрипом проворачивала свой громоздкий механизм, и потому похоронки приходили сравнительно редко. Ни в почтовых ящиках, ни соседям тетя Шура не оставляла их. Только лично… Если же адресата (тебя нисколько не удивляло, что этих женщин, равно как и тех, кому приходил, скажем, денежный перевод, именовали будничным словом «адресат») не оказывалось дома, вы приходили еще раз, уже вечером. Именно вы, вдвоем, потому что не было случая, чтобы ты, зная, что похоронка осталась неврученной, убежал бы по своим мальчишеским надобностям. Что задерживало тебя? Любопытство? Мальчишеская жажда сильных впечатлений? Детская жестокость?