Победитель. Апология

Ты прекрасно знал, что из трех предназначенных для учителей квартир две ушли, и все-таки завел этот разговор. Более чем прозрачно намекнул ты на свое грядущее отцовство. Однако даже привычного «да» и «нет» не последовало в ответ. Заведующая молчала — молодая и невзрачная, с волосами, по-старинному зачесанными на прямой пробор, на тонком пальце — тонкое обручальное кольцо, единственное украшение, которое она позволяла себе. Оно-то и придало тебе решимости.

— Ведь вы понимаете, что если появится ребенок — а это уже не за горами, — то я не смогу жить на частной квартире.

Ты волновался. Не бросил ли ты ненароком последнюю каплю, которая перетянет чашу весов в твою пользу? Что делать! Прежде чем отступать, ты считал своим долгом использовать все шансы. И ты прибавил:

— Не мне объяснять вам это. Вероятно, у вас есть дети…

Ее веки дрогнули.

— Нет. У меня нет детей.

До начала спектакля оставалось часов десять, а вы еще сидели в светопольском аэропорту, и ты, в приподнятом настроении, объяснял молчащей Фаине, что задержка рейса на сорок минут есть, по существу, гарантия вылета. Вот когда на четыре часа, три, даже на два — тогда другое дело, округлые цифры — дети приблизительности, минутная же точность свидетельствует о скрупулезности расчета.

Против вас расположилось полновесное семейство — муж, жена и двое детей, — чей вылет в отличие от вашего пребывал в туманной неопределенности. Пока грудной ребенок мирно спал на руках у матери, его неугомонный братец, носясь по залу ожидания, расквасил нос. Мать вручила младенца мужу, а сама отправилась с сыном на поиски медпункта. И вот тут-то дитя человеческое показало себя. Высвободив руки и ноги, надрывно орало, и никакие гуканья, никакие уговоры и заигрывания не помогали. Вконец отчаявшийся родитель беспомощно огляделся. К несчастью, ближе всех из женщин оказалась Фаина, и он с заискивающей улыбкой обратился к ней. Не поможет ли она перепеленать ребенка, он, наверное, мокрый, а тут в сумке есть все необходимое. Фаина сидела как истукан, с белым лицом и лишь выдавила:

— Попросите… Кого-нибудь…

— Да тут ерунда! — блеял обезумевший отец, и мысли не допускающий, что женщина в ее возрасте не умеет обращаться с детьми. — Вы подержите… Я только достану.

Ты поднялся и крепко взял его за локоть.

— Пойдемте, папаша. Вон, видите? — и бережно повел его в угол, где расположилась женщина с маленькой девочкой.

Когда ты вернулся, Фаина сидела все в той же позе, только с губ, обычно умеренно подкрашенных, исчезла помада.

Собственно, свидетелем чего является заведующая роно, ни на морщинку не постаревшая за истекшие девятнадцать лет? Того очевидного факта, что в женщине заложен инстинкт материнства? Но очевидное не нуждается в доказательстве, тут другое… А, комфорт! Данный свидетель подтверждает, что подсудимый тяготел к комфорту. «Да, нет… Нет, да…» Уборная с щелями и вихреподобным сифоном посередке, ужасающая грязь, сапоги… Нет, не надо хозяйки, не отрывайте ее от ее белья и картошки, ты и без дополнительных свидетелей признаешь, что комфорт по душе тебе. Но ведь не только тебе. Вон Гирькин! — он прикатил не просто в мягком вагоне, а в СВ, причем инициатива, как выяснилось, исходила не от умеренного Башилова, а от поэта, который после к месту и не к месту повторял, в каком сказочном купе ехали они. Комфорт… Ну и что? Какой вывод тужится сделать из этого обвинение?

Было за полночь, когда на горизонте замаячили огни Витты. Блаженно закрыл ты глаза. Через несколько минут последует вопрос: «Куда?» — и ты назовешь не колеблясь: «Пролетарская. Это за базаром». Не колеблясь, поскольку не домой же ехать после банкета по случаю закрытия областной выставки и награждения тебя за цикл «Пусть всегда будет солнце!» дипломом первой степени. Жизнь прекрасна! Жена не ждет тебя, ты предупредил, что, возможно, останешься в Светополе до завтра, надо кое с кем повидаться. Не врал (ты никогда не врешь без крайней нужды), повидаться действительно было с кем, но тебе повезло: все эти люди оказались на банкете. Таксист категорически отказался везти на ночь глядя в другой город, ты посулил двойную оплату — «Ну а что двойная, все равно пустой назад». — «Тройная, шеф! Вот тебе четвертной», — и сел, не дожидаясь ответа, захлопнул дверцу. А в гараже стояла, на полном ходу, собственная машина… Пусть! Ты нисколько не раскаивался — по рукам и ногам связала б она тебя.

В приопущенное стекло рвался ночной воздух, весело обдувал разгоряченное коньяком и дифирамбами лицо. Выставка, диплом, банкет, просьбы ответственного секретаря не забывать о них — ах, завтра, завтра, отмахнется Натали, я вся сплю… Не дыши, от тебя ужасно несет… Там тебе какое-то письмо…