Победитель. Апология

— Да и Осин… к тебе с уважением относится. Его жена спрашивала о тебе. Они все тебя большим человеком считают — потому так сдержанны с тобой. Боятся назойливыми показаться. А я для них тот же Андрюха, хоть и бороду отпустил. Шалопай.

Доплясался? Вскачь несется галдящая улица — с людьми, капелью, смехом, машинами, и все мимо, мимо. Все — мимо, а ты на месте, ты уже давно на месте, один, а всем кажется, ты летишь вперед. А может, и впрямь летишь? Может, и впрямь обогнал всех, и потому-то — только потому! — один?

Братец по плечу хлопает — подбадривает.

— Выше голову, старина!

Выше? Он сказал: выше?

— Вот так, да? — И, двумя пальцами схватив его за бороду, тянешь вверх. Братец опешил, глядит на тебя почти с ужасом, а ты смеешься и дергаешь его за бороду.

— Выше! — ликуешь ты. — Еще выше! — Пока он, придя наконец в себя, не отталкивает твою руку.

10

Борода, живописные длинные волосы с проседью — вид ресторанного завсегдатая, а официантка к тебе подошла. Или на расстоянии чуют платежеспособность клиента? Взглядом к брату отсылаешь. Поворачивается — с карандашным огрызком наготове. Андрей Рябов прокладывает между бровями озабоченную складку.

— Осетрина, — читает он. — Отварная или балык?

Сколько требовательного внимания в поднятом на официантку тяжелом взгляде! Куда тебе, мальчик! — досюда ты не допрыгнешь никогда. Все богатство своей артистической натуры передал старшему сыну диктор областного радио.

«Пока нет дам, ты, может быть, проинструктируешь меня? Я могу пригласить на завтра твоих родителей? От твоего имени?» — «Она не пойдет». — Ни грана сомнения в нравственной стойкости директора кондитерской фабрики. «А он?» Не отвечает. Ветер треплет неприкрытые волосы. Руки в карманах пальто. «Идут».

Веру ты узнал сразу, но Вера не предназначалась тебе. Жизнерадостно и не без любопытства взирал на ее сухопарую подругу. Буклистое макси до щиколоток, шапка, напоминающая… не ежа, нет — дикобраза, что ощетинил колючки. «Меня зовут Лариса». Некоторый вызов почудился тебе в ее высоком голосе. Ты ухмыльнулся. Как пошло сияла рядом с бородой художника твоя голая, точно локоть, физиономия!

— А вы, значит, преподаете? — Вялая и длинная, без выпуклостей, рука на подлокотнике кресла. Обручальное кольцо.

— Время от времени. — Братец столь пышно представил тебя, что тебе не остается ничего иного, как быть скромным. — Коллеги в некотором роде.

— В некотором роде, — меланхолично соглашается die Lehrerin[1]. Боже, на какую скуку ты обрек ее! — В технологическом?

И так весь вечер. Манекена подсунули ей, не мужчину — манекена, начиненного цифрами. Иное дело — у Веры. Художник, натура самобытная и яркая. Ранняя седина в волосах, мешки под глазами, больные, с потрескавшимися белками глаза. Валидол в кармане. Что ты по сравнению с ним? Ни следов страданий на твоем весеннем лице, ни мучительных страстей, ни напряженного творческого поиска. Ты даже не куришь — вот насколько ты сер! В ожидании яств художник и обе дамы со вкусом затягиваются, на твою же долю выпала честь нести застольную чепуху. С легким снисхождением внимают тебе. О незаурядности натуры свидетельствует молчание, но что делать? — для одного стола достаточно и трех внутренне богатых личностей. Кто-то все равно должен быть простофилей и шутом — для контраста и приятности времяпрепровождения.

«Здравствуйте, Зина. Приятная неожиданность». — «Почему?» — «Не думал, что встретите меня». — «Но ведь мы договаривались. Первым автобусом…» — «Вы всегда верите уговорам? Знаете, как я рисовал себе свой приезд в Жаброво? Вхожу в избу, а вы встречаете меня с заспанным лицом и в домашнем халате». — «Почему в избу? Мы в доме живем». — «За вами бежит коза и уличающе блеет. Вы гневно удивляетесь моему легкомыслию. Женатый человек, потенциально лысый, сухарь с дипломом экономиста, а приперся за восемьдесят километров, чтобы взглянуть на попутчицу по экскурсии».

Золотокаймовым графинчиком завладевает братец. Вопрошающе подымает на тебя глаза, но ты, как Петрушка, браво и отрицательно качаешь головой.

— Вино. — Ниже все равно тебе уже не упасть.

«Вам не холодно?» — «А что? У меня посинели губы?» — «Нет. Но, наверное, вода еще холодная». — «Я согрет сознанием своего героизма». — «Все равно. Вам надо выпить немного водки». — «Водки? Вы не за того меня принимаете, Зина. По всей вероятности, за настоящего мужчину. Тогда лучше я познакомлю вас с моим братцем. Лично же я предпочитаю молоко. Парное. Пригласите меня в Жаброво, и вы убедитесь в этом».