— Меня? И вам не жаль своих туфель?
— Иногда надо рискнуть.
Бедовая женщина!
Журнал со статьей Мирошниченко пришел в четверг, а сегодня уже понедельник. Лоботрясничаешь четвертый вечер подряд, завтра — пятый…
Стол, заляпанный красками. «ГОГЕН В ПОЛИНЕЗИИ». Брезгливо дуешь на пену, ждешь, пока осядет. «Ты чего?» — «Пью». Вливаешь в себя, не морщась, смакуешь, ставишь ополовиненный стакан не потому, что на большее духа не хватает, а дабы продлить удовольствие.
Осмотрись: может, не ты один, может быть, все так — лишь делают вид, что упиваются ресторанным смрадом. Осмотрись, Рябов. Бутылки, дым сигарет, парящее от счастья лицо блондина в круглых очках, улыбки ползут, упоение, восторг, ожидание. Карнавал чувств, инсценировка страстей — от скуки, от ленивой неповоротливости ума. Но ведь и ты поедешь через три дня в Жаброво?
Музыка. Твое тело настороженно замирает. И в Жаброво поедешь, и пригласишь сейчас свою даму, и от восторга задохнешься при виде реки.
— Gestatten Sie?[7]
К пятачку шествуете. Блондин в круглых очках, массивный, как Пизанская башня, навис над пухленькой партнершей. Оркестр неистовствует. Ты ухмыляешься. Ты не знаешь, как взять Lehrerin, но она уже прильнула к тебе, и твои ноги одеревенело топчутся… Металлический холод рентгеноаппарата. «Вздохнуть. Не дышать».
Что-то случится сейчас: или коленкой лягнешь, или оттопчешь туфли. Бдительно предугадываешь каждое ее движение. Податливое гибкое тело под елочным платьем. Это должно волновать тебя.
Откинув голову, близко глядит на твое порозовевшее от напряжения лицо. Не прикусил ли язык от старания?
— Слон даст мне фору?
Азбука Морзе проходит по линии глаз.
— На танцы времени не хватало? — Понимание и снисходительность. Я женщина, и я великодушно прощаю вам вашу неумелость.
— На пустяки транжирил.
Не слушает — тебя изучает. Авось пригодишься. Геолог ищет себе нефть, а квартира тем временем нерентабельно пустует. Скучно! Ох, как скучно! Навоз, слякоть, лошадь с красным крестом на боку — жабровская «скорая помощь». Изо дня в день, из месяца в месяц — полтора года. Кошмар! И вдруг — море, пальмы. Какой мужчина не покажется принцем в этаком обрамлении! А тут еще он сигает в студеную воду спасать мальчугана — в майке и трусиках. Ну, чем не рыцарь? Женат, правда, но для истинного чувства это разве преграда?
«Я знаю, что буду счастливой. Я это однажды поняла. Лежала на скамейке — узенькая такая скамейка, на могиле у мамы, чуть пошевелишься и упадешь. Я на спине лежала. А надо мной, очень высоко, верхушки сосен раскачивались. Я смотрела на них, ни о чем не думала, и вдруг поняла, что буду счастлива. Очень-очень. Аж дух захватило. И стыдно стало: на кладбище, на маминой могиле — и такое».
А ведь в тот момент, признайся, ты не уловил сентиментальности в ее словах. Умилили… Надо думать, на тебя тоже подействовала романтика юга. Кипарисы, прибой — какая девушка не покажется принцессой в этаком обрамлении!
«Прощай, свободная стихия, в последний раз передо мной… Я передал тебе свою душу, Станислав».
Продолжай, Рябов, хорошо. Не надо думать о ногах — самим себе предоставь их. Сколько еще будет длиться это очаровательное танго? Самоуглубленные замкнутые лица — делом заняты люди. На узкой спине, обтянутой красным, — мужская, с растопыренными пальцами рука. Часы на волосатом запястье — рукав съехал. Золотой корпус, люстра горит в циферблате. Чуть наклоняешь голову, и люстра уходит. Девяти нет — неужели? Будь мужествен, Рябов: гений — это терпение.
11
Оживаешь на свежем воздухе — даже к спортивному костюму и настольной лампе, светочу знаний, тянет не столь сильно. Буклистое пальто-макси, шапка-дикобраз… Тебе нравится, когда женщина одета со вкусом — это стимулирует настроение. К тому же разве предполагал ты, даже в самых дерзких своих планах, что уже в половине одиннадцатого вы очутитесь на улице?