Победитель драконов. Дилогия (СИ)

— Очень нужно. Ждали там тебя… — сердито буркнул пан Тишило. И ответил, чеканя каждое слово на радость благодарным слушателям: — Не трудись вызывать меня. Я и так готов к поединку. Конный или пеший, с копьем, мечом или же секирой я жду тебя последние пятнадцать лет. И я поставлю самую большую свечку в ближайшем храме в благодарность всем святым и Господу за нашу встречу. А рыцаря, благодаря которому я сорвался с насиженного места и пустился в Ошмяны, — он легонько хлопнул Годимира по плечу, — я обещаю напоить до бесчувствия.

— Рыцаря? — нехорошо прищурился Стойгнев. — Если не ошибаюсь, пана Годимира герба Косой Крест?

Молодому человеку ничего не оставалось, как кивнуть. А что делать? Будь что будет. Двум смертям не бывать, а одной не миновать…

— Доблестного драконоборца? — продолжал пан Ланцюг.

— Пан Стойгнев, — добродушно улыбнулся ошмянский каштелян, — я что-то не пойму, у тебя и с этим рыцарем вражда, что ли?

— Где ты рыцаря видишь, пан Божидар? — в свою очередь усмехнулся словинец. Только веселья в его оскале не смог бы различить даже самый проницательный ученый из Мариенбержской Академии. Из тех, что звезды считают и в длиннющие списки заносят, как полагается.

— Да вот же он! — Музыкант втиснулся между Годимиром и паном Тишило. — Кто ж это, как не рыцарь, не будь я Олешек Острый Язык из Мариенберга!

— Ах, так? — голос пана Стойгнева клокотал от с трудом сдерживаемого азарта. Будто у гончего пса, наброшенного на горячий след. — Тогда скажи-ка, Годимир, скажи нам всем, кто и при каких обстоятельствах посвятил тебя в рыцари? Готов ли ты присягнуть пред ликом Господа, что говоришь правду?

Толпа охнула и загудела.

Неслыханное оскорбление. Ни один рыцарь не осмелится обвинить другого в самозванстве без должной причины. Ибо в случае ошибки, когда навет оказывается ложным, оболганный может потребовать поединка у обвинителя не до первой крови, не до просьбы о пощаде, а до смерти.

Годимир долго молчал.

Смотрел, как вьюном выкручивается из оравы слуг бельмастый дружинник — наверное, пошел Желеслава порадовать. Виновато дернул усами, перехватив взгляд полещуцкого пана.

Потом набрал полную грудь воздуха и сказал, как в омут с ледяной водой нырнул с обрыва:

— Не могу лгать перед ликом Господа. Не проходил я посвящения в рыцари! — Обвел глазами шушукающихся и открыто тычущих в него пальцами челядинцев, чужих оруженосцев и дружинников. Добавил: — Готов с мечом в руке против любого рыцаря отстоять свое право на пояс и шпоры.

Пан Тишило полез пятерней в затылок:

— Ну, дела…

Охнул и схватился за голову пан Божидар:

— Драконоборец… И вот — на тебе!

Присвистнул Олешек:

— Вот молодец! Даже меня провел! Уважаю!

Оскалился пан Стойгнев:

— Ничего тебя не учит, мальчик мой. Не годишься ты в рыцари…

— Я не гожусь? — Годимир вспыхнул сухой соломой, хватаясь за меч. — Пеший или конный, копьем или мечом…

— Остынь! — прервал его гневную речь пан Ланцюг. — Не к лицу мне с оруженосцами биться. Я таких, как ты, привык вожжами на конюшне уму-разуму учить.

— На конюшне? — Молодой человек вцепился в меч так, что ладонь заболела. — Ну что ж, попробуй…

— Э, нет! Он мой! — воскликнул полещук, нисколько не смущаясь внезапным превращением Годимира. — За мной будешь, пан Косой Крест!

В толпе раздался смех. Кто-то заулюлюкал. Кто-то свистнул в четыре пальца.

— Тихо!!! — с легкостью перекрыл всеобщий гам пан Божидар. — Панам Стойгневу и Тишило я советую остыть. Ибо не к лицу таким прославленным рыцарям друг друга перед толпой хаять. Вы бы еще за грудки друг дружку схватили… Стыдно, панове! — Он притопнул ногой для пущей убедительности. — Что же касается пана Годимира, то случай тут сложный. А потому требует рассмотрения его королевским величеством Доброжиром. Но не ранее, чем завтра утром. А до того никаких ссор и потасовок в Ошмянах я не потерплю, не будь я каштелян тутошний! Уяснили, панове?

Рыцари кивнули вразнобой. Первым полещук. Пожал плечами, махнул рукой и кивнул. Следом за ним Годимир. А что ему оставалось? Раз Стойгнев с самого начала отказался вызов принять, то и не допросишься. А то, чего доброго, и правда прикажет слугам связать дерзкого и вожжами отхлестать. С него станется…

Последним согласился пан Ланцюг. Скривился, будто кислющей вишни полную горсть в рот отправил. Но кивнул. Еще раз оскалился — он здорово заблуждался, если думал, что это улыбка, — расправил плечи и ушел.

В наступившей тишине громко прозвучали слова пана Конской Головы:

— Нет. Тесен все-таки мир. Сколько живу, столько убеждаюсь.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

НЕДОРЫЦАРЬ

Очевидно, комната, доставшаяся Олешеку и Годимиру, была в недалеком прошлом кладовой. Во-первых, близость к замковой кухне, а во-вторых, стойкий, въевшийся, казалось, не только в бревенчатые стены, но даже в глинобитный пол, аромат копченостей.